Стань таким, каким ты не был - и останься тем, кем был. (с)
11.
читать дальшеМелкие камушки явно имели что-то если не против всех людей, то против двух дриксенцев – точно, и выскальзывали из-под ног в самый неподходящий момент. А может, камни были ни при чем, и стоило, забыв о приличиях, надеть подходящую обувь?! Как в двенадцать лет…
- Ой!
Задумываться во время спуска было опасно. Камни посыпались злорадно шуршащей струйкой, Марта не удержала равновесие и точно упала бы, разодрав подаренную юбку, если бы не Руппи.
- Осторожно! – лейтенант подхватил подругу, не давая ей потерять равновесие.
Конечно же, совершенно случайно для сохранения равновесия ей пришлось опереться на него. И ещё более случайно Руппи обхватил её за талию, поддерживая. Посмотрели друг на друга и смутились, отведя глаза…
- Опирайся на меня, - пробормотал Руппи, неохотно разжимая объятие и осторожно перехватывая Марту за руки.
- Я постараюсь, - глядя себе под ноги, согласилась она. Уши горели от смущения.
Не только от смущения, надо признаться… Сердце колотилось так, что пульс ощутимо отдавался в кончиках пальцев и прибоем шумел в голове. Насмотревшаяся и наслушавшаяся (ах, знали бы папа и дядя Отто, как она сидела под дверью!) о делах и глупостях «придворных шаркунов» и «дурных сухопутчиков», к родовитой, высшей аристократии Марта относилась свысока. Со всей силой детской категоричности. Милостиво признавая, что там иногда случаются такие замечательные люди, как капитан Шнееталь, дядя Ади, но вообще-то их очень мало и каждого надо проверять. Руппи проверку выдержал с честью, а если девица не мечтает о прекрасном принце, то она мечтает о благородном герое. Руперт таким героем и стал, поразив сначала девочку, а потом и девушку, и это если забыть о той неистовой благодарности за спасение любимого отца.
Но теперь к этой глупенькой полудетской влюбленности примешивалось что-то… совсем взрослое.
- Марта…
С крутизны они спустились, но её руку отпускать Руппи не спешил. Наоборот, сжал крепче, прищурился, глядя куда-то в пространство, и лицо у него было – словно драться собрался. На дуэли. С четырьмя опытными бретерами разом.
- Выходи за меня замуж, а?
- К… как? – только и смогла выдавить растерявшаяся девушка.
- Как домой вернемся. Вернемся же мы когда-нибудь! И можно к любому священнику подойти, хоть сельскому, хоть полковому… к сельскому даже лучше! Можно ведь обвенчаться, сказав лишь имена.
Все это напоминало бред или детские сказки. И придет за тобой принц на корабле под рассветными парусами… ну, пусть не принц, а будущий герцог… или была ещё сказка про найери, которая полюбила моряка, ой, та сказка совсем печальная – человеком она стать не смогла, и в пену превратилась. Но ведь правда же, Марте не превратиться в герцогиню, она как была дочкой адмирала-выскочки, так и останется…
- Нельзя, - тихо отвечает она.
Здравый смысл, доставшийся от отца, пока ещё сдерживал всё остальное, которое вопило, что надо соглашаться, пока Руппи не передумал.
- Почему? Не хочешь? – кажется, он растерялся. И даже обиделся.
- Хочу, - честно призналась девушка – Но у тебя же отец, бабушка, и все остальные… - Марта неопределенно повела рукой – Думаешь, Совет при кесаре герцогиню-простолюдинку примет?
- Да пошли они!.. – взорвался Руперт, в самый последний момент прикусив язык – …куда-нибудь! Марта, ну ты же все понимаешь, мне же бабушка невест списком уже подготовила, и представить страшно, КТО там будет!
- Лани, - не удержалась девушка от шпильки – И лебёдушки. Или, как твоя бабушка…
- Как бабушка, это не худший вариант, - с отвращением отмахнулся Руперт – Но мне всё равно… мне ни одна из них не даст дышать! И не важно, как – политикой голову заморочит или рыдать будет, как… как… как мама! А я хочу, и дышать, и жить… и ты хочешь! – он развернулся, схватив её вторую руку, и вся решимость Марты испарилась под его горящими глазами – Ты же настоящая! Ты всё понимаешь, и ничего не боишься, Марта! Да ты четырех принцесс и шестнадцати герцогинь стоишь!
- Руппи!
- А ещё ты самая красивая, - уже с меньше горячностью, едва не смущенно продолжил он – Лучше всех.
- Ты точно подумал?
- Подумал, а эти…
- Пусть идут к крабьей тёще! – отважно закончила девушка.
Руппи поперхнулся и засмеялся:
- Там им и место! А мы справимся, правда?
- Мы? – задумчиво повторила Марта – Пожалуй, да. Мы – справимся.
- Вот, значит, как? – Берто говорил лениво, растягивая слова – Я-то считал, что девушки любят победителей, но вашим, похоже, побежденные больше по вкусу…
Откуда юный марикьяре вынырнул, возвращающиеся дриксенцы не заметили, занятые очень важным делом, которое Вальдес бы одобрил. Если бы видел, конечно. А ещё бы попенял, что целоваться по углам – занятие более чем увлекательное, но надо проверять, точно ли вы в укромном местечке одни!
Руперт нехорошо взглянул на теньента, собираясь ответить, но Марта его опередила:
- Победители и побежденные очень быстро могут местами поменяться.
- О да-а, - Берто нехорошо улыбнулся – И мы это доказали.
Руперт скрипнул зубами. Глухие заборы, старые дома, чуть впереди тропинка превращается в мощеный проулок, который выводит к воротам в городской стене. Им не хотелось лишний раз мозолить хексбергцам глаза, вот и пошли обходной дорогой, загодя примеченной, кто же знал, что именно тут их и подкараулят. И – ладно бы портовая шваль, с которой можно не слишком церемониться, ведь за них сам адмирал заступаться не будет! Нет же, принесло оруженосца этого самого адмирала.
И оруженосец явно нарывается на ссору.
- Невеликая доблесть, двое на одного и в спину, - холодно ответил он.
Вальдеса они хотя бы предупредили. Честно! И уйти давали. Не то, что эти… под «райос».
К Арно в свое время Фельсенбруг отнесся хорошо. Арно был ни в чем не виноват, где Савиньяк, а где – море. Но этот!.. Этот был на «Франциске», когда… когда «Ноордкроне», их красавицу, их флагман…
Вряд ли адмиральский оруженосец стоял у пушек, но и за Зеппа, лично, с него неплохо бы спросить.
Если бы это не подставляло Олафа.
Нельзя!
А Салина смерил Фельсенбурга взглядом и презрительно обронил:
- Для пиратов – сгодится.
Ах, вот как?! Руппи почувствовал, как в груди лопается тонкая струна, удерживающая его здравомыслие. Пираты, значит?!
…Нет, он не кричал. Руперт говорил очень тихо, очень зло и очень… проникновенно. Слова били наотмашь, хлестко, и Руппи с огромным удовольствием видел, как в жгуче-черных глазах Берто начинает плясать злость.
Попроси кто-то повторить, что Руппи тогда наговорил – не повторил бы. Но цели своей достиг.
- Отлично, - прошипел марикьяре – Думаю, нам не стоит искать более подходящего места?
- Это вполне подходит, - вернул ему недобрую улыбку Руппи.
- Руппи, - тихо произнесла Марта, лейтенант обернулся: девушка смотрела на него огромными встревоженными глазами.
- Ты не волнуйся, - попытался он успокоить свою теперь уже невесту – Не буду я его убивать. Только проучу…
- Посмотрим, кто кого проучит! – тряхнул смоляной гривой теньент – Вы в последнее время что-то слишком самоуверенны!
* * *
…Поднять глаза на альмиранте было невыносимо стыдно. В первую очередь потому, что он не может не спросить, что случилось. И отвечать придется…
- Берто, что с тобой? – в голосе рэя Альмейды искреннее недоумение.
Пока – только недоумение.
- Ничего. Пройдет, - бурчит Альберто, старательно отводя глаза.
Ну, стыдно, стыдно же! Оруженосец адмирала, тоже мне! Какого-то паршивого дрикса проучить не смог!
Природная честность, всё же, заставляла признать, что дрикс оказался отнюдь не паршивым.
…Ну же, ещё чуть-чуть! Сейчас он поддастся, не может не поддаться, куда этому «гусёнку» до ученика самого Альмейды! Пусть знает свое место, и нос не слишком задирает. Гость, ха… Таким гостям в крепости место!
Но «гусёнок» не поддается. Упрямо отражает все атаки Берто, даже самые хитрые, и атакует сам. Бой идет на равных, если не сказать больше… Да когда он успел такое выучить? И где? Неужели рэй Вальдес научил?!
Боль обжигает лоб, и по коже течет что-то горячее, липкое, попадая в глаза… а дрикс отступает назад и смотри злыми глазами.
- Вы удовлетворены? Или продолжим? – спрашивает холодно, и Берто за этой холодностью мерещится издевка.
Берто изумленно дотрагивается до лба, отдергивает окровавленную руку…
- Вполне, - дрогнувшим голосом отвечает оруженосец.
Остается только развернуться и уйти. Потому что продолжение… или следующий бой могут быть только – насмерть. А этого не одобрит не только рэй Вальдес, но и альмиранте…
- А ну садись.
Всё, началось. Берто обреченно жмурится, пока его адмирал быстро разматывает повязку на лбу и осматривает аккуратно заштопанный порез. От души Фельсенбург приложил, пришлось к мэтру Вульфу заходить. Тот, пусть и зануда, как все бергеры, но лечит хорошо…
- Заштопано неплохо, - одобрил Альмейда, но Берто по голосу не может определить, насколько альмиранте сердит – Впрочем, кое-что ещё не помешает…
Пока адмирал шарит в ящике комода, его оруженосец сидит тихо, хотя больше всего ему хочется куда-нибудь удрать. С глаз подальше. Но Салина не бегают! Тем более – от заслуженного наказания… ведь альмиранте, конечно, сразу же понял, что это не просто рассаженный лоб, это след от чужой шпаги!
Альмейда возвращается, и, коротко бросив: «Терпи!» - принимается обрабатывать рану чем-то невыносимо жгучим. Берто терпит, а как же иначе, это не та боль, когда мужчина может позволить себе орать. Наконец, все заканчивается, и ему опять заматывают голову чистым полотном. Ожидание неприятного разговора скрашивается законной гордостью - рэй Альмейда умеет не только выигрывать сражения и размазывать врага по палубе во время абордажа, но и лечить. Кто ещё таким рэем похвастаться может! Уж точно не этот дриксенский наглец…
- Ну, и с кем же ты поссорился до того, что забыл о запрете?
Запрет дуэлей во время боевых действий… офицеры умирать не должны, во всяком случае, от рук своих же. Дриксы сами прекрасно справятся с прореживанием рядов.
А Берто молчит и разглядывает сапоги.
- Это неважно, - пусть его теперь с полным правом можно называть самонадеянным мальчишкой и пустоголовым задирой, но ябедами и подлецами Салина никогда не были, и он не станет!
- Ты думаешь?..
«Зачем же вы так ласково, альмиранте? Я сам как будто не понимаю…»
- Ну, мне же понадобится толковый адъютант после того, как твой срок службы закончится, - при этих словах сердце Берто ухнуло не то, что в пятки, куда-то в подвал – Почему бы не взять того, кто тебя так отделал? Вряд ли этот кто-то старше тебя… стоит подумать, - Альмейда с прищуром разглядывал то бледнеющего, то краснеющего оруженосца. Ему тоже было досадно. Берто был практически безупречен, и надо же, приспичило ему с кем-то поцапаться! – После того, как вы оба в канатном ящике посидите. И подумаете.
- Разрешите отбыть на «Франциска», альмиранте? – Берто с готовностью вскочил, щелкнув каблуками.
- Куда?!
- В канатный ящик для раздумий, как вы приказали.
- Стоять, - тихо и страшно обрезает адмирал – Берто, мне нужны оба имени, - усмехнулся – Несправедливо, если наказан будет лишь один. Ну?! Кто ещё такой смелый, что приказы нарушает?
- Он ничего не нарушил, - буркнул оруженосец и понял, что этим выдал себя с головой, только поздно вылетевшие слова ловить.
- Понятно, - Альмейда помрачнел – Праздношатающихся дворян в Хексберг нет. А не состоящий на службе офицер есть. Эх, Берто, Берто! Брысь с глаз…
Что тут скажешь? Ничего. Поклониться и уйти – наказание отбывать.
Устало-домашнее «брысь», конечно, внушало надежду, но уши горели. Надо же так подставить рэя! Такое разве что у этой наивной бестолковки, Дикона, получится. Мысли о Диконе Берто тут же постарался выкинуть из головы – доходящие из столицы вести юного марикьяре вгоняли в оторопь и заставляли чувствовать себя обиженным. Был ведь не хуже и не лучше других, правда, лапши на уши ему матушка навешала… или что там вешают на уши в Надоре? Вряд ли у них марикьярская кухня в почете.
Так правда или нет? Придд казался подлецом и скользкой тварью, а сам и Алву спас, и дриксов бьет – послушать о нем приятно, так неужели они не только в нем, но и Окделле ошиблись?! Или не ошиблись, а Дик там сам остался, с этим, последним Эпинэ?.. Пока не поговоришь с самим Диком или с очевидцами, не поймешь ничего. Бесполезно стучаться головой о стену, на Фельсенбурга злиться – и то приятней.
…Альмиранте послал за рэем Вальдесом, вице-адмирал понадобился срочно, сейчас же, значит, бежать за ним Берто. И он бежит, радостно, за спиной, как все эти дни – крылья. Победа, господа! Полная победа! Они на такую фантастическую удачу даже не надеялись!
К счастью, вице-адмирал оказался дома, иначе бегать за ним Берто по всему Хексберг. Лестница – под ноги, второй этаж, кабинет…
Рэй Вальдес не один.
Парень, ненамного старше Берто, если вообще старше, внимательно слушает то, что ему втолковывают. Но не так, как слушал бы наставления альмиранте сам Берто – этот стоит хмурый, настороженный, и запавшие светлые глаза глядят недоверчиво.
- Рамон зовет? Сейчас буду, - кивает Вальдес, поворачивается к первому собеседнику и строит подчеркнуто-скорбную мину – Только разберусь с этим… чучелом!
«Чучело» дергается, но молчит. Молчит, когда его вежливо берут за плечо и тащат куда-то из кабинета, дальше по коридору.
- И учтите… родич кесаря, если я вернусь и опять вас на боевом посту застану – свяжу и напою снотворным!
Что Вальдесу ответили, Берто не расслышал, сраженный открытием. Это вот – тот самый Фельсенбург, которого Луиджи приволок?! (К Луиджи, вообще-то, полагалось бы «рэй Джильди» обращаться, или хотя бы «капитан» но у Берто язык не поворачивался).
Да что дрикс тут вообще делает?!
Берто прекрасно помнил, как на его возмущенный вопрос посерьезневший Бешеный ответил – а тебе было бы приятно оставить раненого Рамона в одиночестве? Берто взъерошился и ответил, что, конечно же, нет. Хотел продолжить, но его оборвали, Вальдес посчитал, что всё сказано. Только Берто не смирился. Одно дело, конечно, раненый вражеский командующий, ему такое уважение оказать можно. Хоть и место ему не в Хексберг, а на дне! Но нянчится с его адъютантом, чьим бы родичем тот ни был… «гусей» сюда никто не звал! Пусть получают, что заслужили.
Но оруженосцу приходилось молчать. Вальдес проникся к своим «военнопленным гостям» совершенно неподобающими, с его точки зрения, добрыми чувствами. Альмиранте не одобрял, но молчал, лишь изредка язвя на этот счет. Остальные – кто равнодушно поджимал плечами, кто вообще одобрял вице-адмирала, кто подшучивал… двух дриксов не любили, но терпели.
Когда пленников переправили в Придду, Берто, можно сказать, вздохнул с облегчением. И тут опять. Здравствуйте, только вас и дожидались! Ну, полюбились они рэю Вальдесу, так отпустил бы на все четыре стороны! В Хексберг-то зачем?!
…Видело он их, когда «Астэра» вернулась. Кальдмеер был внешне спокоен, но выглядел постаревшим и усталым, даже по сравнению с прошлой осенью. А так бесящий Берто адъютант, наоборот, приобрел какую-то мрачную уверенность. Осмелевший «гусёнок» даже рисковал высунуть нос из приютившего его дома, Берто встречал Руперта на улицах. От силы пару-тройку раз, но ему хватило.
Альберто потрогал повязку, пнул ногой свернутый канат и уселся прямо на пол, подтянув колени к груди. Сам виноват, захотел проучить осмелевшего наглеца и не понял, что нарвался на противника сильнее себя. Как бы шрам не остался…
Интересно, им хоть после Излома удастся счеты свести? Или тогда это будет уже не нарушение приказа, а международный скандал?..
* * *
Тишина… теплая тишина живого, надежного дома. Большая, бархатная, добрая – кажется, что она мурлыкает, как большая сонная кошка.
Впрочем, кошка тут тоже иногда мурлыкает. Трехцветная «принцесса» так и не смогла выбрать, кто из трех претендентов нравится ей больше, и забиралась спать по очереди к двум адмиралам и одному лейтенанту. Да, и принцессой её теперь называли чаще, чем по имени… Вальдес смеялся, делал большие глаза и заявлял, что не желает оскорблять достойную даму такими сравнениями. Или Марта это первой начала, а он уже подхватил?..
Но сегодня кошки не было. Ушла к кому-то другому. И хорошо, зачем им кто-то третий?
Олаф сначала не понял, что за посторонний звук его разбудил. Напрягся по привычке, на флоте и в тюрьме внезапные, незнакомые звуки ничего хорошего не сулили. Он умел на слух понять, что не так с кораблем, а что – так, к счастью, подобными навыками в тюрьме обзавестись не успел, дергаясь там от любого слишком громкого лязга.
А причина оказалась куда проще, чем спросонья казалось, но как бы не хуже. Любопытная луна залезла в окошко и протянула прозрачные лучи под откинутый полог. Маргарита оказалась как раз в пятне света, она спала – и плакала во сне.
Среди почти беззвучных всхлипываний прорвалось имя, которое Олаф наполовину услышал, наполовину угадал по губам. Ольгерд… Несчастный мальчик. И несчастная его мать. Единственная, кто этого ребенка любил беззаветно. А ведь, проклятье, этот кошмарный дворцовый этикет вряд ли позволял ей с малолетним сыном часто видеться! Тем более, из него собирались сразу воспитывать наследника – сразу же и отобрали…
Кровожадным Олафа не назвал бы даже злейший враг (наоборот, фок Бермессер с подпевалами обвиняли его в излишней осторожности), но сейчас ему очень хотелось кого-то пристрелить. Того, из-за кого его женщина во сне плакала.
Только не в кого стрелять. Судьба – что призрак, вроде есть, а не убьешь…
- Мари… проснись! – он тихонько встряхнул девушку за плечо – Просыпайся!
Она всхлипнула в голос, дернулась под рукой и распахнула глаза.
- Что?..
- Ш-ш-ш… тихо-тихо-тихо…
Дрожит, но жмется доверчиво, замирает рядом, а кусать губы и сдерживать слезы – не надо. Не дело.
- Ты плачь, - шепчет Олаф в разрубленную луной темноту – Знаешь, как моя бабка говорила? «Слезами душа облегчается». Вот и плачь, не держи в себе.
«Я бы сам над многим плакал, если бы мог…»
Мы справимся, да? Да. И с этим тоже справимся, если вместе.
* * *
…Ротгер не врал и не успокаивал Луиджи, когда говорил, что его адмирал – человек без предрассудков. Рамон к чувствам других людей относился с пониманием. Притащил Луиджи свой «трофей» к Вальдесу в дом, а тот с восторгом в этот «трофей» вцепился – их дело. Желает вице-адмирал своих военнопленных гостей вместе с Луиджи проводить – пожалуйста, вряд ли за время его отсутствия Хексберг рухнет.
Но вот самому симпатизировать этим… дважды трофеям – увольте!
Вряд ли сам Ледяной знал, что умудрился оттоптать Рамону половину любимых мозолей. Альмиранте был человеком последовательным, привыкшим хорошо делать своё дело и всегда добиваться поставленной цели – а Олаф умудрился выжить назло всем планам, выжить, когда его приговорили. Рамону самому неприятно было понимать, насколько его это задело. Он почти с облегчением сплавил Кальдмеера к регенту – тот придумает, как эдаким подарочком судьбы распорядиться.
Нельзя сказать, что Рамон своего противника не уважал. Уважал, и отдавал должное талантам, но живой Кальдмеер в Хексберг его раздражал, как заноза в пальце. Что понятно – вряд ли можно испытывать добрые чувства к тому, с кем только что беспощадно резался (Ротгер может, ну, на то он и Бешеный), и кто самим фактом существования напоминает о твоем бессилии. Можешь выиграть хоть одну, хоть четыре, хоть восемь таких битв, но друга этим не спасёшь и прийти ему на помощь не можешь…
Ротгер, тот тоже хорош! Альмейда мысленно аплодировал регенту, бросившего такой камень во вражеское болото, то-то гуси полетают… а Бешеный лез на стенку и всё твердил, что с честным врагом и поступать надо по-честному, что приложивший руку к чужой подлости сам не лучше подлеца, и прочее в том же духе. Рамону на него даже рявкнуть пришлось. Были б хотя бы капитанами – не миновать драки, а так Ротгер пару недель изображал примерного служаку. Словно не с Рамоном они морскую соль кубками хлебали…
А Бешеный, додумался, его второй раз в Хексберг притащил. Точнее, их.
- Видел я нашего «гуся»… - усталый Бреве греет руки о чашку с шадди. Ветер, удивительно холодный для середины лета, заставлял даже закаленных моряков стучать зубами.
- Ну?.. – Альмейда старательно копается в бумагах.
- Ну. Знаешь, Рамэ, лучше б ты его, в самом деле, тогда убил.
- Могу сейчас исправить, - любезно предлагает Рамон – Тони, неужели и ты эту ледышку возлюбил?
За окном – ночь кромешная, кому какое дело, в каких чинах двое друзей… Впрочем, эти друзья и днем о них не сильно задумываются. Повезло тебе с ними, Первый Адмирал. Если б и Росио тут был… стой. Сейчас о Рокэ лучше не думать.
- Кальдмеера? С какой стати? – Антонио морщится, отпивая свой шадди – Нет, просто… представил и посочувствовал.
Конечно, не собирался он никого убивать… Ненавидеть уже побежденного – глупость, поднять руку на бессильного и беззащитного – вовсе недостойно мужчины. Злость сколько угодно могла поднимать морду и скалить клыки, Рамон надежно держал её в узде. Тому, кто собой не владеет, в адмиралах не место.
Рамон смотрел на письмо от регента, и в душе шевелилась какая-то подленькая радость. Не от того, что у врага неприятности. Неприятности врага – твои успехи, а от того, что так раздражающего его человека скоро в Хексберг не будет. Ротгер взбесится ещё сильнее (хотя – куда дальше, и так Бешеный), но с регентом не ему спорить.
Хотя этот – попытается.
* * *
- Доброго дня, - неприязнь неприязнью, а эта ледяная маска, под которой не разглядишь ни-че-го, Рамона восхищала. Как собой владеет! – Адмирал Вальдес сказал, что у вас к нам срочно дело.
Адмирал Вальдес. Как же. Как будто Рамон не знает, что эти двое давно уже друг друга по именам зовут. Именно по тому, что друг – друга. Ну, Ротгер, ну, учудил!
- Срочное, - Альмейда все-таки владел собой ненамного хуже – Но не настолько, чтобы не полюбопытствовать... скажите, лейтенант, кто всё-таки начал ту ссору?
Кальдмеер на своего адъютанта смотрит очень внимательно и как-то многообещающе, Фельсенбург молчит, насупившись. Хорошо ещё, Ротгера дома нет, специально подгадывал, наверняка что-то брякнуть бы сумел.
- Это неважно. Наш спор разрешен и вопрос закрыт.
Сговорились они с Берто, что ли?
- Пусть неважно, - согласился Альмейда – Но должен сказать, что я распространил приказ о запрете дуэлей не только на офицеров армии и флота, но и на всех дворян, находящихся на территории Хексберг. Если такое повториться, я буду вынужден ограничить вашу свободу. Всех вас, - быстро до мальчика дошло, молодец. Вон как помрачнел – Впрочем, я не думаю, что за оставшееся время вы успеете ещё с кем-то подраться. Но регенту то же самое посоветую.
- Простите? – подал голос Ледяной – Я правильно понимаю, что нас снова отправляют в Придду?
- Вызывают, - вежливо поправляет Рамон – К сожалению, в плену оказался один юноша, которого фельдмаршал готов выменять только на вашего адъютанта…и на вас.
- Кто он? – а голос упал.
- Арно Савиньяк.
Честно молчавший Руперт сдавленно не то шипит, не то выдыхает, и запальчиво возражает:
- Господин адмирал, может, вы нас тут же, сразу и расстреляете? Это будет быстрее и милосерднее!
«Заманчивое предложение, так бы и воспользовался» - мелькает мысль, но вместо согласия Рамон морщится и достает незапечатанное (а зачем? Всё равно вскроют…) письмо:
- Сначала прочтите, а потом выступайте с речами. Читайте, читайте.
Фельсенбург смотрит зло, недоверчиво и берет письмо так осторожно, словно оно отравлено. Разворачивает и вчитывается.
Одно удовольствие видеть, как у него постепенно лицо меняется.
Дочитал и остановился, застыл, пытаясь поверить, осознать.
- Руппи? Что там случилось? – даже Кальдмеер о приличиях и постороннем забыл, на адъютанта глядя.
- Вот… - а тот сам растерял слова, и лицо какое-то… перевернутое – Тут всё… всё сказано.
Кальдмеер куда лучше владеет собой, у него только скулы резче обозначились.
Молчат и переглядываются.
- Он прав, - ровным, невыразительным голосом подытоживает Кальдмеер, видимо, имея в виду написавшего письмо Бруно – Нам нужно вернуться как можно скорее.
читать дальшеМелкие камушки явно имели что-то если не против всех людей, то против двух дриксенцев – точно, и выскальзывали из-под ног в самый неподходящий момент. А может, камни были ни при чем, и стоило, забыв о приличиях, надеть подходящую обувь?! Как в двенадцать лет…
- Ой!
Задумываться во время спуска было опасно. Камни посыпались злорадно шуршащей струйкой, Марта не удержала равновесие и точно упала бы, разодрав подаренную юбку, если бы не Руппи.
- Осторожно! – лейтенант подхватил подругу, не давая ей потерять равновесие.
Конечно же, совершенно случайно для сохранения равновесия ей пришлось опереться на него. И ещё более случайно Руппи обхватил её за талию, поддерживая. Посмотрели друг на друга и смутились, отведя глаза…
- Опирайся на меня, - пробормотал Руппи, неохотно разжимая объятие и осторожно перехватывая Марту за руки.
- Я постараюсь, - глядя себе под ноги, согласилась она. Уши горели от смущения.
Не только от смущения, надо признаться… Сердце колотилось так, что пульс ощутимо отдавался в кончиках пальцев и прибоем шумел в голове. Насмотревшаяся и наслушавшаяся (ах, знали бы папа и дядя Отто, как она сидела под дверью!) о делах и глупостях «придворных шаркунов» и «дурных сухопутчиков», к родовитой, высшей аристократии Марта относилась свысока. Со всей силой детской категоричности. Милостиво признавая, что там иногда случаются такие замечательные люди, как капитан Шнееталь, дядя Ади, но вообще-то их очень мало и каждого надо проверять. Руппи проверку выдержал с честью, а если девица не мечтает о прекрасном принце, то она мечтает о благородном герое. Руперт таким героем и стал, поразив сначала девочку, а потом и девушку, и это если забыть о той неистовой благодарности за спасение любимого отца.
Но теперь к этой глупенькой полудетской влюбленности примешивалось что-то… совсем взрослое.
- Марта…
С крутизны они спустились, но её руку отпускать Руппи не спешил. Наоборот, сжал крепче, прищурился, глядя куда-то в пространство, и лицо у него было – словно драться собрался. На дуэли. С четырьмя опытными бретерами разом.
- Выходи за меня замуж, а?
- К… как? – только и смогла выдавить растерявшаяся девушка.
- Как домой вернемся. Вернемся же мы когда-нибудь! И можно к любому священнику подойти, хоть сельскому, хоть полковому… к сельскому даже лучше! Можно ведь обвенчаться, сказав лишь имена.
Все это напоминало бред или детские сказки. И придет за тобой принц на корабле под рассветными парусами… ну, пусть не принц, а будущий герцог… или была ещё сказка про найери, которая полюбила моряка, ой, та сказка совсем печальная – человеком она стать не смогла, и в пену превратилась. Но ведь правда же, Марте не превратиться в герцогиню, она как была дочкой адмирала-выскочки, так и останется…
- Нельзя, - тихо отвечает она.
Здравый смысл, доставшийся от отца, пока ещё сдерживал всё остальное, которое вопило, что надо соглашаться, пока Руппи не передумал.
- Почему? Не хочешь? – кажется, он растерялся. И даже обиделся.
- Хочу, - честно призналась девушка – Но у тебя же отец, бабушка, и все остальные… - Марта неопределенно повела рукой – Думаешь, Совет при кесаре герцогиню-простолюдинку примет?
- Да пошли они!.. – взорвался Руперт, в самый последний момент прикусив язык – …куда-нибудь! Марта, ну ты же все понимаешь, мне же бабушка невест списком уже подготовила, и представить страшно, КТО там будет!
- Лани, - не удержалась девушка от шпильки – И лебёдушки. Или, как твоя бабушка…
- Как бабушка, это не худший вариант, - с отвращением отмахнулся Руперт – Но мне всё равно… мне ни одна из них не даст дышать! И не важно, как – политикой голову заморочит или рыдать будет, как… как… как мама! А я хочу, и дышать, и жить… и ты хочешь! – он развернулся, схватив её вторую руку, и вся решимость Марты испарилась под его горящими глазами – Ты же настоящая! Ты всё понимаешь, и ничего не боишься, Марта! Да ты четырех принцесс и шестнадцати герцогинь стоишь!
- Руппи!
- А ещё ты самая красивая, - уже с меньше горячностью, едва не смущенно продолжил он – Лучше всех.
- Ты точно подумал?
- Подумал, а эти…
- Пусть идут к крабьей тёще! – отважно закончила девушка.
Руппи поперхнулся и засмеялся:
- Там им и место! А мы справимся, правда?
- Мы? – задумчиво повторила Марта – Пожалуй, да. Мы – справимся.
- Вот, значит, как? – Берто говорил лениво, растягивая слова – Я-то считал, что девушки любят победителей, но вашим, похоже, побежденные больше по вкусу…
Откуда юный марикьяре вынырнул, возвращающиеся дриксенцы не заметили, занятые очень важным делом, которое Вальдес бы одобрил. Если бы видел, конечно. А ещё бы попенял, что целоваться по углам – занятие более чем увлекательное, но надо проверять, точно ли вы в укромном местечке одни!
Руперт нехорошо взглянул на теньента, собираясь ответить, но Марта его опередила:
- Победители и побежденные очень быстро могут местами поменяться.
- О да-а, - Берто нехорошо улыбнулся – И мы это доказали.
Руперт скрипнул зубами. Глухие заборы, старые дома, чуть впереди тропинка превращается в мощеный проулок, который выводит к воротам в городской стене. Им не хотелось лишний раз мозолить хексбергцам глаза, вот и пошли обходной дорогой, загодя примеченной, кто же знал, что именно тут их и подкараулят. И – ладно бы портовая шваль, с которой можно не слишком церемониться, ведь за них сам адмирал заступаться не будет! Нет же, принесло оруженосца этого самого адмирала.
И оруженосец явно нарывается на ссору.
- Невеликая доблесть, двое на одного и в спину, - холодно ответил он.
Вальдеса они хотя бы предупредили. Честно! И уйти давали. Не то, что эти… под «райос».
К Арно в свое время Фельсенбруг отнесся хорошо. Арно был ни в чем не виноват, где Савиньяк, а где – море. Но этот!.. Этот был на «Франциске», когда… когда «Ноордкроне», их красавицу, их флагман…
Вряд ли адмиральский оруженосец стоял у пушек, но и за Зеппа, лично, с него неплохо бы спросить.
Если бы это не подставляло Олафа.
Нельзя!
А Салина смерил Фельсенбурга взглядом и презрительно обронил:
- Для пиратов – сгодится.
Ах, вот как?! Руппи почувствовал, как в груди лопается тонкая струна, удерживающая его здравомыслие. Пираты, значит?!
…Нет, он не кричал. Руперт говорил очень тихо, очень зло и очень… проникновенно. Слова били наотмашь, хлестко, и Руппи с огромным удовольствием видел, как в жгуче-черных глазах Берто начинает плясать злость.
Попроси кто-то повторить, что Руппи тогда наговорил – не повторил бы. Но цели своей достиг.
- Отлично, - прошипел марикьяре – Думаю, нам не стоит искать более подходящего места?
- Это вполне подходит, - вернул ему недобрую улыбку Руппи.
- Руппи, - тихо произнесла Марта, лейтенант обернулся: девушка смотрела на него огромными встревоженными глазами.
- Ты не волнуйся, - попытался он успокоить свою теперь уже невесту – Не буду я его убивать. Только проучу…
- Посмотрим, кто кого проучит! – тряхнул смоляной гривой теньент – Вы в последнее время что-то слишком самоуверенны!
* * *
…Поднять глаза на альмиранте было невыносимо стыдно. В первую очередь потому, что он не может не спросить, что случилось. И отвечать придется…
- Берто, что с тобой? – в голосе рэя Альмейды искреннее недоумение.
Пока – только недоумение.
- Ничего. Пройдет, - бурчит Альберто, старательно отводя глаза.
Ну, стыдно, стыдно же! Оруженосец адмирала, тоже мне! Какого-то паршивого дрикса проучить не смог!
Природная честность, всё же, заставляла признать, что дрикс оказался отнюдь не паршивым.
…Ну же, ещё чуть-чуть! Сейчас он поддастся, не может не поддаться, куда этому «гусёнку» до ученика самого Альмейды! Пусть знает свое место, и нос не слишком задирает. Гость, ха… Таким гостям в крепости место!
Но «гусёнок» не поддается. Упрямо отражает все атаки Берто, даже самые хитрые, и атакует сам. Бой идет на равных, если не сказать больше… Да когда он успел такое выучить? И где? Неужели рэй Вальдес научил?!
Боль обжигает лоб, и по коже течет что-то горячее, липкое, попадая в глаза… а дрикс отступает назад и смотри злыми глазами.
- Вы удовлетворены? Или продолжим? – спрашивает холодно, и Берто за этой холодностью мерещится издевка.
Берто изумленно дотрагивается до лба, отдергивает окровавленную руку…
- Вполне, - дрогнувшим голосом отвечает оруженосец.
Остается только развернуться и уйти. Потому что продолжение… или следующий бой могут быть только – насмерть. А этого не одобрит не только рэй Вальдес, но и альмиранте…
- А ну садись.
Всё, началось. Берто обреченно жмурится, пока его адмирал быстро разматывает повязку на лбу и осматривает аккуратно заштопанный порез. От души Фельсенбург приложил, пришлось к мэтру Вульфу заходить. Тот, пусть и зануда, как все бергеры, но лечит хорошо…
- Заштопано неплохо, - одобрил Альмейда, но Берто по голосу не может определить, насколько альмиранте сердит – Впрочем, кое-что ещё не помешает…
Пока адмирал шарит в ящике комода, его оруженосец сидит тихо, хотя больше всего ему хочется куда-нибудь удрать. С глаз подальше. Но Салина не бегают! Тем более – от заслуженного наказания… ведь альмиранте, конечно, сразу же понял, что это не просто рассаженный лоб, это след от чужой шпаги!
Альмейда возвращается, и, коротко бросив: «Терпи!» - принимается обрабатывать рану чем-то невыносимо жгучим. Берто терпит, а как же иначе, это не та боль, когда мужчина может позволить себе орать. Наконец, все заканчивается, и ему опять заматывают голову чистым полотном. Ожидание неприятного разговора скрашивается законной гордостью - рэй Альмейда умеет не только выигрывать сражения и размазывать врага по палубе во время абордажа, но и лечить. Кто ещё таким рэем похвастаться может! Уж точно не этот дриксенский наглец…
- Ну, и с кем же ты поссорился до того, что забыл о запрете?
Запрет дуэлей во время боевых действий… офицеры умирать не должны, во всяком случае, от рук своих же. Дриксы сами прекрасно справятся с прореживанием рядов.
А Берто молчит и разглядывает сапоги.
- Это неважно, - пусть его теперь с полным правом можно называть самонадеянным мальчишкой и пустоголовым задирой, но ябедами и подлецами Салина никогда не были, и он не станет!
- Ты думаешь?..
«Зачем же вы так ласково, альмиранте? Я сам как будто не понимаю…»
- Ну, мне же понадобится толковый адъютант после того, как твой срок службы закончится, - при этих словах сердце Берто ухнуло не то, что в пятки, куда-то в подвал – Почему бы не взять того, кто тебя так отделал? Вряд ли этот кто-то старше тебя… стоит подумать, - Альмейда с прищуром разглядывал то бледнеющего, то краснеющего оруженосца. Ему тоже было досадно. Берто был практически безупречен, и надо же, приспичило ему с кем-то поцапаться! – После того, как вы оба в канатном ящике посидите. И подумаете.
- Разрешите отбыть на «Франциска», альмиранте? – Берто с готовностью вскочил, щелкнув каблуками.
- Куда?!
- В канатный ящик для раздумий, как вы приказали.
- Стоять, - тихо и страшно обрезает адмирал – Берто, мне нужны оба имени, - усмехнулся – Несправедливо, если наказан будет лишь один. Ну?! Кто ещё такой смелый, что приказы нарушает?
- Он ничего не нарушил, - буркнул оруженосец и понял, что этим выдал себя с головой, только поздно вылетевшие слова ловить.
- Понятно, - Альмейда помрачнел – Праздношатающихся дворян в Хексберг нет. А не состоящий на службе офицер есть. Эх, Берто, Берто! Брысь с глаз…
Что тут скажешь? Ничего. Поклониться и уйти – наказание отбывать.
Устало-домашнее «брысь», конечно, внушало надежду, но уши горели. Надо же так подставить рэя! Такое разве что у этой наивной бестолковки, Дикона, получится. Мысли о Диконе Берто тут же постарался выкинуть из головы – доходящие из столицы вести юного марикьяре вгоняли в оторопь и заставляли чувствовать себя обиженным. Был ведь не хуже и не лучше других, правда, лапши на уши ему матушка навешала… или что там вешают на уши в Надоре? Вряд ли у них марикьярская кухня в почете.
Так правда или нет? Придд казался подлецом и скользкой тварью, а сам и Алву спас, и дриксов бьет – послушать о нем приятно, так неужели они не только в нем, но и Окделле ошиблись?! Или не ошиблись, а Дик там сам остался, с этим, последним Эпинэ?.. Пока не поговоришь с самим Диком или с очевидцами, не поймешь ничего. Бесполезно стучаться головой о стену, на Фельсенбурга злиться – и то приятней.
…Альмиранте послал за рэем Вальдесом, вице-адмирал понадобился срочно, сейчас же, значит, бежать за ним Берто. И он бежит, радостно, за спиной, как все эти дни – крылья. Победа, господа! Полная победа! Они на такую фантастическую удачу даже не надеялись!
К счастью, вице-адмирал оказался дома, иначе бегать за ним Берто по всему Хексберг. Лестница – под ноги, второй этаж, кабинет…
Рэй Вальдес не один.
Парень, ненамного старше Берто, если вообще старше, внимательно слушает то, что ему втолковывают. Но не так, как слушал бы наставления альмиранте сам Берто – этот стоит хмурый, настороженный, и запавшие светлые глаза глядят недоверчиво.
- Рамон зовет? Сейчас буду, - кивает Вальдес, поворачивается к первому собеседнику и строит подчеркнуто-скорбную мину – Только разберусь с этим… чучелом!
«Чучело» дергается, но молчит. Молчит, когда его вежливо берут за плечо и тащат куда-то из кабинета, дальше по коридору.
- И учтите… родич кесаря, если я вернусь и опять вас на боевом посту застану – свяжу и напою снотворным!
Что Вальдесу ответили, Берто не расслышал, сраженный открытием. Это вот – тот самый Фельсенбург, которого Луиджи приволок?! (К Луиджи, вообще-то, полагалось бы «рэй Джильди» обращаться, или хотя бы «капитан» но у Берто язык не поворачивался).
Да что дрикс тут вообще делает?!
Берто прекрасно помнил, как на его возмущенный вопрос посерьезневший Бешеный ответил – а тебе было бы приятно оставить раненого Рамона в одиночестве? Берто взъерошился и ответил, что, конечно же, нет. Хотел продолжить, но его оборвали, Вальдес посчитал, что всё сказано. Только Берто не смирился. Одно дело, конечно, раненый вражеский командующий, ему такое уважение оказать можно. Хоть и место ему не в Хексберг, а на дне! Но нянчится с его адъютантом, чьим бы родичем тот ни был… «гусей» сюда никто не звал! Пусть получают, что заслужили.
Но оруженосцу приходилось молчать. Вальдес проникся к своим «военнопленным гостям» совершенно неподобающими, с его точки зрения, добрыми чувствами. Альмиранте не одобрял, но молчал, лишь изредка язвя на этот счет. Остальные – кто равнодушно поджимал плечами, кто вообще одобрял вице-адмирала, кто подшучивал… двух дриксов не любили, но терпели.
Когда пленников переправили в Придду, Берто, можно сказать, вздохнул с облегчением. И тут опять. Здравствуйте, только вас и дожидались! Ну, полюбились они рэю Вальдесу, так отпустил бы на все четыре стороны! В Хексберг-то зачем?!
…Видело он их, когда «Астэра» вернулась. Кальдмеер был внешне спокоен, но выглядел постаревшим и усталым, даже по сравнению с прошлой осенью. А так бесящий Берто адъютант, наоборот, приобрел какую-то мрачную уверенность. Осмелевший «гусёнок» даже рисковал высунуть нос из приютившего его дома, Берто встречал Руперта на улицах. От силы пару-тройку раз, но ему хватило.
Альберто потрогал повязку, пнул ногой свернутый канат и уселся прямо на пол, подтянув колени к груди. Сам виноват, захотел проучить осмелевшего наглеца и не понял, что нарвался на противника сильнее себя. Как бы шрам не остался…
Интересно, им хоть после Излома удастся счеты свести? Или тогда это будет уже не нарушение приказа, а международный скандал?..
* * *
Тишина… теплая тишина живого, надежного дома. Большая, бархатная, добрая – кажется, что она мурлыкает, как большая сонная кошка.
Впрочем, кошка тут тоже иногда мурлыкает. Трехцветная «принцесса» так и не смогла выбрать, кто из трех претендентов нравится ей больше, и забиралась спать по очереди к двум адмиралам и одному лейтенанту. Да, и принцессой её теперь называли чаще, чем по имени… Вальдес смеялся, делал большие глаза и заявлял, что не желает оскорблять достойную даму такими сравнениями. Или Марта это первой начала, а он уже подхватил?..
Но сегодня кошки не было. Ушла к кому-то другому. И хорошо, зачем им кто-то третий?
Олаф сначала не понял, что за посторонний звук его разбудил. Напрягся по привычке, на флоте и в тюрьме внезапные, незнакомые звуки ничего хорошего не сулили. Он умел на слух понять, что не так с кораблем, а что – так, к счастью, подобными навыками в тюрьме обзавестись не успел, дергаясь там от любого слишком громкого лязга.
А причина оказалась куда проще, чем спросонья казалось, но как бы не хуже. Любопытная луна залезла в окошко и протянула прозрачные лучи под откинутый полог. Маргарита оказалась как раз в пятне света, она спала – и плакала во сне.
Среди почти беззвучных всхлипываний прорвалось имя, которое Олаф наполовину услышал, наполовину угадал по губам. Ольгерд… Несчастный мальчик. И несчастная его мать. Единственная, кто этого ребенка любил беззаветно. А ведь, проклятье, этот кошмарный дворцовый этикет вряд ли позволял ей с малолетним сыном часто видеться! Тем более, из него собирались сразу воспитывать наследника – сразу же и отобрали…
Кровожадным Олафа не назвал бы даже злейший враг (наоборот, фок Бермессер с подпевалами обвиняли его в излишней осторожности), но сейчас ему очень хотелось кого-то пристрелить. Того, из-за кого его женщина во сне плакала.
Только не в кого стрелять. Судьба – что призрак, вроде есть, а не убьешь…
- Мари… проснись! – он тихонько встряхнул девушку за плечо – Просыпайся!
Она всхлипнула в голос, дернулась под рукой и распахнула глаза.
- Что?..
- Ш-ш-ш… тихо-тихо-тихо…
Дрожит, но жмется доверчиво, замирает рядом, а кусать губы и сдерживать слезы – не надо. Не дело.
- Ты плачь, - шепчет Олаф в разрубленную луной темноту – Знаешь, как моя бабка говорила? «Слезами душа облегчается». Вот и плачь, не держи в себе.
«Я бы сам над многим плакал, если бы мог…»
Мы справимся, да? Да. И с этим тоже справимся, если вместе.
* * *
…Ротгер не врал и не успокаивал Луиджи, когда говорил, что его адмирал – человек без предрассудков. Рамон к чувствам других людей относился с пониманием. Притащил Луиджи свой «трофей» к Вальдесу в дом, а тот с восторгом в этот «трофей» вцепился – их дело. Желает вице-адмирал своих военнопленных гостей вместе с Луиджи проводить – пожалуйста, вряд ли за время его отсутствия Хексберг рухнет.
Но вот самому симпатизировать этим… дважды трофеям – увольте!
Вряд ли сам Ледяной знал, что умудрился оттоптать Рамону половину любимых мозолей. Альмиранте был человеком последовательным, привыкшим хорошо делать своё дело и всегда добиваться поставленной цели – а Олаф умудрился выжить назло всем планам, выжить, когда его приговорили. Рамону самому неприятно было понимать, насколько его это задело. Он почти с облегчением сплавил Кальдмеера к регенту – тот придумает, как эдаким подарочком судьбы распорядиться.
Нельзя сказать, что Рамон своего противника не уважал. Уважал, и отдавал должное талантам, но живой Кальдмеер в Хексберг его раздражал, как заноза в пальце. Что понятно – вряд ли можно испытывать добрые чувства к тому, с кем только что беспощадно резался (Ротгер может, ну, на то он и Бешеный), и кто самим фактом существования напоминает о твоем бессилии. Можешь выиграть хоть одну, хоть четыре, хоть восемь таких битв, но друга этим не спасёшь и прийти ему на помощь не можешь…
Ротгер, тот тоже хорош! Альмейда мысленно аплодировал регенту, бросившего такой камень во вражеское болото, то-то гуси полетают… а Бешеный лез на стенку и всё твердил, что с честным врагом и поступать надо по-честному, что приложивший руку к чужой подлости сам не лучше подлеца, и прочее в том же духе. Рамону на него даже рявкнуть пришлось. Были б хотя бы капитанами – не миновать драки, а так Ротгер пару недель изображал примерного служаку. Словно не с Рамоном они морскую соль кубками хлебали…
А Бешеный, додумался, его второй раз в Хексберг притащил. Точнее, их.
- Видел я нашего «гуся»… - усталый Бреве греет руки о чашку с шадди. Ветер, удивительно холодный для середины лета, заставлял даже закаленных моряков стучать зубами.
- Ну?.. – Альмейда старательно копается в бумагах.
- Ну. Знаешь, Рамэ, лучше б ты его, в самом деле, тогда убил.
- Могу сейчас исправить, - любезно предлагает Рамон – Тони, неужели и ты эту ледышку возлюбил?
За окном – ночь кромешная, кому какое дело, в каких чинах двое друзей… Впрочем, эти друзья и днем о них не сильно задумываются. Повезло тебе с ними, Первый Адмирал. Если б и Росио тут был… стой. Сейчас о Рокэ лучше не думать.
- Кальдмеера? С какой стати? – Антонио морщится, отпивая свой шадди – Нет, просто… представил и посочувствовал.
Конечно, не собирался он никого убивать… Ненавидеть уже побежденного – глупость, поднять руку на бессильного и беззащитного – вовсе недостойно мужчины. Злость сколько угодно могла поднимать морду и скалить клыки, Рамон надежно держал её в узде. Тому, кто собой не владеет, в адмиралах не место.
Рамон смотрел на письмо от регента, и в душе шевелилась какая-то подленькая радость. Не от того, что у врага неприятности. Неприятности врага – твои успехи, а от того, что так раздражающего его человека скоро в Хексберг не будет. Ротгер взбесится ещё сильнее (хотя – куда дальше, и так Бешеный), но с регентом не ему спорить.
Хотя этот – попытается.
* * *
- Доброго дня, - неприязнь неприязнью, а эта ледяная маска, под которой не разглядишь ни-че-го, Рамона восхищала. Как собой владеет! – Адмирал Вальдес сказал, что у вас к нам срочно дело.
Адмирал Вальдес. Как же. Как будто Рамон не знает, что эти двое давно уже друг друга по именам зовут. Именно по тому, что друг – друга. Ну, Ротгер, ну, учудил!
- Срочное, - Альмейда все-таки владел собой ненамного хуже – Но не настолько, чтобы не полюбопытствовать... скажите, лейтенант, кто всё-таки начал ту ссору?
Кальдмеер на своего адъютанта смотрит очень внимательно и как-то многообещающе, Фельсенбург молчит, насупившись. Хорошо ещё, Ротгера дома нет, специально подгадывал, наверняка что-то брякнуть бы сумел.
- Это неважно. Наш спор разрешен и вопрос закрыт.
Сговорились они с Берто, что ли?
- Пусть неважно, - согласился Альмейда – Но должен сказать, что я распространил приказ о запрете дуэлей не только на офицеров армии и флота, но и на всех дворян, находящихся на территории Хексберг. Если такое повториться, я буду вынужден ограничить вашу свободу. Всех вас, - быстро до мальчика дошло, молодец. Вон как помрачнел – Впрочем, я не думаю, что за оставшееся время вы успеете ещё с кем-то подраться. Но регенту то же самое посоветую.
- Простите? – подал голос Ледяной – Я правильно понимаю, что нас снова отправляют в Придду?
- Вызывают, - вежливо поправляет Рамон – К сожалению, в плену оказался один юноша, которого фельдмаршал готов выменять только на вашего адъютанта…и на вас.
- Кто он? – а голос упал.
- Арно Савиньяк.
Честно молчавший Руперт сдавленно не то шипит, не то выдыхает, и запальчиво возражает:
- Господин адмирал, может, вы нас тут же, сразу и расстреляете? Это будет быстрее и милосерднее!
«Заманчивое предложение, так бы и воспользовался» - мелькает мысль, но вместо согласия Рамон морщится и достает незапечатанное (а зачем? Всё равно вскроют…) письмо:
- Сначала прочтите, а потом выступайте с речами. Читайте, читайте.
Фельсенбург смотрит зло, недоверчиво и берет письмо так осторожно, словно оно отравлено. Разворачивает и вчитывается.
Одно удовольствие видеть, как у него постепенно лицо меняется.
Дочитал и остановился, застыл, пытаясь поверить, осознать.
- Руппи? Что там случилось? – даже Кальдмеер о приличиях и постороннем забыл, на адъютанта глядя.
- Вот… - а тот сам растерял слова, и лицо какое-то… перевернутое – Тут всё… всё сказано.
Кальдмеер куда лучше владеет собой, у него только скулы резче обозначились.
Молчат и переглядываются.
- Он прав, - ровным, невыразительным голосом подытоживает Кальдмеер, видимо, имея в виду написавшего письмо Бруно – Нам нужно вернуться как можно скорее.
@темы: Отблески Этерны