[Летописец Странников]

12.

Кошка была трехцветной, пушистой и зеленоглазой. А ещё – ухоженной и сказочно наглой. По крайней мере, по коридору она шествовала с видом королевы и на Луизу смотрела свысока.
Странно, ни одной кошки в жилых помещениях замка Ноймариненов Луиза до сих пор не видела. Бергеры относились к закатным тварям куда благосклоннее добропорядочных талигойцев, но в замке им были отведены для жизни совсем другие помещения. Ушастые-пушистые исправно стояли на страже замковых запасов, оберегая их от крыс и мышей, и приехавший с Луизой черно-белый Маршал был единственным исключением, которому позволили поселиться с хозяйкой.
Неужели среди гостей нашелся ещё один оригинал?
Луиза смотрела на кошку. Кошка смотрела на Луизу. Неизвестно, сколько бы длилась немая сцена, если бы их не прервали. Сначала из-за угла вышла незнакомая темноволосая девушка. Девушка как девушка, Луиза не успела запомнить всех обитателей замка в лицо, но откуда-то сбоку, как игла из гайифской шкатулки, выскочил улыбающийся южанин в мундире военного моряка и с радостным: «Вот она!» - устремился к ошарашенной, прижавшей уши животине. Девица с азартным возгласом присоединилась к охоте, кошка была загнана в угол и изловлена.
- Вот откуда, откуда эта тварь знает, где его искать?! – вопрошала девушка.
Тварь висела на её руках меховой игрушкой, горестно мяукала и обиженно смотрела на весь мир.
- Чует, - пожал плечами моряк.
- Но она же не охотничья собака, по следу идти!
- О, милая, не стоит недооценивать подданных Леворукого…
- Простите, - кашлянула Луиза – Это ваша?..
Охотники на кошек, наконец-то, соизволили её заметить.
- Наша, - девица присела в реверансе (не выпуская кошку из рук) – Точнее, моего жениха, поэтому можно считать, что и моя тоже.
- Эрэа, - южанин просиял, в одно мгновение оказался рядом, наклонился руку поцеловать… при этом обжег Луизу таким взглядом, словно она была не вдовой уродиной, а, по меньшей мере, Марианной – Прошу простить моё невнимание. Не пугайтесь, мы не беглецы из приюта для сумасшедших, у нас в Хексберг всегда так весело.
- Прощаю, - Луизе стало смешно – Я сама привезла с собой кота, знаю, сколько с ними мороки… Как зовут вашу красавицу?
- Как только не зовут. И Гудрун, и Принцессой…
- …а лучше всего она отзывается на ветчину и рыбу, - недовольно заметила девица.
Кошачья принцесса сменила гнев на милость, подобрала лапы, чтобы удобнее устроиться у заместительницы хозяина на руках, и благосклонно замурчала.
- У меня всего лишь Маршал… - при этом подумала, что что-то в собеседнице её смущает. Акцент? Наверное, да. Многие бергеры тоже говорят на талиг не слишком чисто, но у бергеров акцент звучит немного по-другому…
- Маршал – это прекрасно, но мы вынуждены просить прощения ещё раз, - моряк грациозно поклонился – Дела…

* * *

- …А может быть, скажем, что ты больна, а я не могу пойти без тебя?
- Чем же? Воспалением хитрости? – Маргарита с упреком поглядела на подругу по несчастью и вернулась к зеркалу.
Зеркало им специально повесили, потому что комнаты для военнопленных высокого ранга до сих пор женщины как-то не посещали. Не тюрьма, ни в коем случае – просто отдельное строение за стенами замка, даже с чем-то вроде внутреннего двора, только особо охраняемое… Руперт и Олаф здесь уже бывали. Для девушек были приготовлены комнаты в жилом крыле, но Марта заявила, что с женихом расставаться не желает. А Маргарита с кристально честным взглядом добавила, что никак не может оставить свою подопечную на произвол судьбы, и вообще – неприлично. Так и пришлось озадаченному коменданту наспех приспосабливать соседние комнаты, его счастье, что гостьи не привередничали. Вальдес, отлично знающий, кто и с кем не хочет расставаться, посмеивался, но молчал…
- Не беспокойся. Мы для них не пленницы, а несчастные беглянки и бесплатное приложение к обмену.
- Знали бы они… - не сдавала позиций Марта.
- Но они не знают.
- Может, и не знают, но адмирал Вальдес уже догадался! А подумай, что начнется, если кто-то из свиты герцога был у нас… до войны… и тебя видел?!
- Марта, успокойся, - ещё раз, терпеливо – Он имени и титула не назвал, а я ничего не подтвердила. Если здесь есть кто-то, кто видел меня раньше, я, рано или поздно, но попадусь этому человеку на глаза. Пусть уж сразу… - Маргарита выдохнула, куснула губу и закончила – У нас хотя бы будет время что-нибудь придумать или договориться.

Древнее суеверие – не говорить о беде, не звать по имени – тогда, может, обойдет… Но что делать, если она уже пришла, незваной, и расположилась в твоем доме? Что делать, если дом – далеко, и добраться туда не так-то просто?
- Значит, ехать решили все?
- Да, - Маргарита и во дворце так не походила на повелительницу, как сейчас – Поймите, я ДОЛЖНА ехать. Я слишком много видела, чтобы прятаться и молчать.
Марта молчит, опасаясь подать голос. Ей-то ехать нет нужды. Но остаться здесь, в Хексберг, одной?! Нет уж! Каких трудов стоило уговорить Руппи и отца… поэтому сейчас лучше молчать. От греха подальше.
- Вы хоть помните, что вас там ждет?
- Помню, - а голос задрожал, едва речь об этой опасности зашла – Но прогнать выходца можно, значит, я еду.
- Зачем же прогонять? – Бешеный предвкушающе улыбается – Если от него можно избавиться раз и навсегда? Эорий у нас под рукой…
- Ротгер, а вы уверены, что правы? Я бы не стал рисковать с такими ставками, - подает голос Олаф.
И Марта с любимым папой полностью согласна. Она тогда не успела толком испугаться, действовать надо было, но после затрясло даже отважную дочь адмирала. Страшно представить, что этот… это… существо… все-таки доберется до Маргариты.
- После этой истории – более чем уверен! – Вальдеса невозможно сбить с курса – Олаф, ведь признайтесь, она ваша дочь? Родная?
- Моя, - может, ему и хотелось солгать, отговориться, но сейчас скрывать что-то было просто опасно.
- Вот! – поднимает палец Бешеный – И ещё… девушки, давайте сейчас не будем разводить гальтарских секретов. Я не прошу полного имени и титула, но Маргарита, вы же гораздо знатнее, чем нам сказали? И Марту брали под свое покровительство, я прав?
Маргарита угрюмо кивает, а адмирала несет дальше:
- Марта, вы как-то обещали служить или ещё что-то в таком роде?
Девушка какое-то время раздумывает, можно ли должность фрейлины расценить как обещание служить, и тоже подтверждает.
- Значит, у нас есть Адрианова эспера и, скажем так, вассальная присяга, - сдержанный смешок – Только для того, чтобы проснуться, когда выходец за другим явился, этого мало. Нужно быть кровным родичем или эорием. Марта проснулась, не смотря на то, что вы не родственницы... Через женщин это не наследуется, и у нас остается только одно, - Бешеный торжествующе указывает на Олафа – Эорий – вы!
- А способ ваш точно сработает? – Руппи почти поверил, но спрашивает из принципа.
- Полковника Придда помните? Вижу, что помните. Так вот, у него – сработало.

- Ты боишься?
Марта никогда не страдала рассеянностью, а с Маргаритой они провели много времени. Во дворце, в дороге, в «гостях»… Девушка поневоле привыкла подмечать настроение старшей подруги. Знала, когда та радуется, когда грустит, тоскует или злится. До проклятого письма и вызова к регенту Маргарита была счастлива, и вот…
- Боюсь, - Маргарита, наконец, отошла от зеркала и опустилась в простое кресло. Застыла, глядя на занавешенную темным гобеленом стену, и Марте поневоле вспомнились первые её дни во дворце – Не за себя боюсь, - тихо продолжила она – За себя… кажется, уже разучилась. За них…

- Стоять!
Ночью алые капли кажутся черными. Черные капли на черной земле, невидимая полоса, непреодолимая преграда.
- Ты мне не родная кровь, - величавое равнодушие, откуда оно взялось после смерти, если его не было при жизни? Ничего там при жизни не было, мерзость одна.
- Тебе и этой хватит.
И Хохвенде – или то, что прикинулось им – останавливается. Застывшее мертвое лицо искажает ярость, в уши ввинчивается глухой рык, а в спину ветром бьет третий голос:
- Быстрее! – кричит Бешеный адмирал, которого нужно было бы полоумным прозвать – Бей, пока не ушел обратно! Бей же!
Кинжал только что Олаф в руке держал, почему же рукоять кажется такой холодной? Маргарита до боли сжимает руку, бросаясь из-под такой надежной защиты в сырую, стылую ночь. Навстречу тому, что хуже смерти, чтобы победить смерть. Только бы успеть! Только бы не промахнуться! Ну же, давай, один раз у тебя получилось!
Успела. Не промахнулась. Получилось…
И рукоять сразу же теплеет, и ночь разжимает холодные пальцы, становясь летней и теплой, а пятящаяся назад нежить становится очень похожа на живого человека.
- Как вы посмели?! – даже интонации, как обычно, скандально-надменные – Это же навсегда!
- Туда и дорога, - презрительно отвечает Вальдес.
Олаф молча поддерживает обессилевшую Маргариту, обнимая её за плечи, не давая осесть на землю.
- Замолчи, фрошер проклятый! – скулеж выходца доносится из угла между стеной гостиницы и какого-то сарая.
- Хм, - «проклятый фрошер» задумчиво скребет подбородок – Я, может, и проклятый, но вас на тот свет оба раза соотечественники отправили… и ничуть не жалеют…
Они втроем смотрят, как выходец сливается со стеной, сливаясь, растворяясь, оставляя лишь стремительно тающий отпечаток. Откуда-то из-за забора доносится неровный, постепенно удаляющийся стук копыт…

* * *

Подарок её величества покинул цепочку с эсперой где, как знал Руппи, Марта его носила почти всё время, боясь потерять. Маргарита это колечко с темно-синим сапфиром носила на безымянном пальце, Марте пришлось надеть на средний, чтобы не болталось. Кроме кольца и эсперы, никаких украшений у неё не было, не считая простеньких серебряных сережек, но Руперт считал, что больше и не надо.
О чем и сказал прямо.
- Посмотрим, как ты это своим родичам объяснишь, - фыркнула девушка.
- Что моя жена и без украшательств лучше всех? Вот так и объясню! Тебе же не хочется каждый день Изломную Ель изображать?
- Каждый день? Нет, конечно! – честно ужаснулась Марта и педантично добавила – Но пока я тебе только невеста.
- Пока доедем, женюсь, - пригрозил лейтенант – Иначе бабушка точно выскажется… - проговорил вполголоса.
Краем глаза он заметил, как Олаф улыбнулся уголками губ и покачал головой.

- Руппи, я понимаю, что Марта не хочет оставаться здесь одна, - Олаф стоит у окна, глядя на медленно темнеющее небо – Но почему ты тоже хочешь, чтобы она ехала с нами? Из-за чувства товарищества?
Конечно же, нет, и Руперт сильно сомневается, что адмирал совсем-совсем ничего не заметил. Может, потому и спрашивает, что хочет точно знать? К тому же, дальше это скрывать просто нечестно.
- Нет… - тихо отвечает он. Олаф оборачивается и смотрит пристально. Сейчас или никогда! Руппи лихо щелкает каблуками, на одном дыхании выпаливая: - Мой адмирал, я прошу руки вашей дочери!
- Так… - по Кальдмееру нельзя понять, насколько его шокировала просьба – А Марта?
- Согласна, - смутился Руппи – И… мы обо всем подумали.
- Ну что ж, - тихо говорит адмирал – Тогда будьте счастливы, дети.

- …Ты не дергайся, - тем временем уговаривает лейтенант Марту – Мы тут уже были, никто нас не съел, - почему-то ему в голову приходит барон Райнштайнер в образе седоземельского людоеда из детских сказок.
- На общем ужине были?
- Были, - подтвердил Руппи – Правда, спрашивают там… много.
- Ну, один же раз вы отболтались? – поднял бровь Вальдес – Всё, нам пора идти.
Бешеный протянул руку Маргарите, как своей гостье, Олаф взял под руку дочь, Руперт привычно встал позади и чуть сбоку, где и полагается быть адъютанту. Один раз да, отговорились. Только подозревал Руперт, что герцог Ноймаринен сегодня будет гораздо больше заинтересован в их ответах.

* * *

…Забавно было наблюдать, как бергер и варит соревнуются, кто кого перещеголяет каменной физиономией. Это благородное состязание Кальдмеер и Райнштайнер начали ещё прошлой зимой и успешно продолжали сейчас. Но тогда Рудольф ещё мог мысленно над ними посмеиваться (только мысленно, конечно!), сейчас ему было не до смеха.
Сейчас всем не до смеха, некоторые ещё не подозревают, насколько.
Герцог вздохнул, вспомнив гостей-пленников с неясным статусом, которых вчера за ужином так внимательно разглядывал. Сухой и сдержанный адмирал, его любопытная и непосредственная дочка, молодой Фельсенбург – настороженный и насупленный, и, хм, госпожа Вайсфедер. Эрвину она не понравилась – сына оскорбляет то, насколько, по его мнению, дриксенка похожа на обожаемую Катарину. Рудольф по праву считался человеком мудрым и в людях разбирающимся, он-то понимал, насколько две девушки разные… Королева изображала хрупкую и трепетную, чтобы её любили и жалели, а на деле хладнокровию и воле этой женщины могли многие позавидовать. Понял ли это Эрвин? И кого он любил – образ или истинную Катарину? Рудольф не спрашивал, считая, что для потерявшего свою любовь сына эти расспросы будут слишком жестоки. А эта, эта… она не играла.
Сюда, в кабинет, герцог вызвал только троих. За невестой Руперта Вальдес приглядит (заодно и занят будет), а то, что отец и жених посчитают нужным – сами ей перескажут.
Регент Талига медленно побрел от окна к столу. Опять разговаривать сидя…а спина болит… и где Рокэ Леворукий носит? Сколько времени – ни слуху, ни духу. В Олларии – то же Леворукий и знает, что творится. И в Дриксен всё окончательно пошло вразнос… Рудольф рассчитывал – то, что он собирается сделать, заставит их понестись в нужном направлении. Иначе плохо придется всем, а этого он допустить никак не мог. Кошки с ними, с «гусями» и их интересами, Талиг важнее…
Время.
Вошли – трое дриксенцев и неизменный Ойген. Рудольф с одобрением отметил, что Маргарита, такая спокойно-сдержанная за ужином, сегодня взволнована и почти что испугана. Боится чего-то? Правильно делает.
- Садитесь, ваше величество, - и, глядя в её изумленные глаза, с грустной усмешкой добавил – Неужели вы думаете, что в Талиге настолько плохая разведка, чтобы вас не узнать?..

…Что же Маргарита должна чувствовать, если у Руперта сердце в холодную воду с размаха ухнуло? Узнал! Руппи зло сощурился на талигойского герцога – теперь их так просто не отпустят… или отпустят, но втроем, а кесарину приберегут для дальнейшей торговли. Если, конечно, за бедняжку кто-то вообще будет торговаться.
Будет. Вот он, Руперт, и будет!
- Да. Конечно. Мне… лучше сесть, - девушка выглядела так, словно не сесть, а упасть собиралась, в обморок.
Ноймаринен это тоже заметил и сурово посмотрел на Маргариту из-под насупленных бровей:
- После к вам врач зайдет, и не спорьте.
- Благодарю, - девушка вымученно улыбнулась.
Герцог хмуро кивнул на ещё два стула:
- И вы садитесь… разговор будет долгий и не слишком приятный.
Руппи медленно опустился на сиденье, не сводя с Ноймаринена глаз и мысленно готовясь к драке. Что-то старый волк задумал? А старый волк поймал его взгляд, и в глазах талигойца не было ни превосходства, ни злорадства, одна сумрачная печаль и тяжесть ответственности.
- Граф фок Фельсенбург, приношу вам свои соболезнования. Как человек и как политик.
Если до этого была – вода, то теперь она стала льдом. Тяжелым и острым обломком, вымораживающим грудь, медленно разрастающимся…
«Не отец. Иначе бы меня назвали герцогом. Не отец…»
- Кто? – тихо спросил Руппи.
- Герцог Штарквинд и его сыновья.
- Но они же!.. – выкрикнул Руппи прежде, чем смог схватить себя за язык, но Ноймаринен его понял, и устало ответил:
- Первое покушение Фридриху не удалось, это так, но со второго раза у него всё получилось. Мы сами узнали об этом в день вашего приезда, - взгляд у Рудольфа был куда как тяжелым, но Руппи глаз не опускал, ожидая продолжения – Ваши дядья убиты. Герцог не перенес потрясения и скончался в своей постели.
- А герцогиня? – ровно, тихо спросил Олаф.
- Жива, насколько мне известно, вместе с внуками собиралась к Фельсенбургам. Ваши родичи, лейтенант, закрылись в замке и пока целы.
Вот именно, пока. Перед глазами Руперта стояло письмо – Бруно прямо говорил, что страна на пороге гражданской войны, что было покушение, что всем им грозит опасность и, если Фридриха не унять…
Опоздали. Людвиг теперь герцог и никогда не унаследует трон, потому что Иоганн фок Штарквинд никогда на него не сядет. Разве что Ларс… ему шестнадцать… девятилетнего Альфреда вряд ли кто-то будет рассматривать всерьез. Бабушка, что ж ты не углядела! Ты, всегда такая мудрая, безупречно расчетливая и предусмотрительная, как ты их не сберегла?!

Дриксенский мальчишка удар перенес достойно. В лице переменился, да кто бы остался спокоен после таких-то известий? Но – взял себя в руки, только глаза стали холодными и беспощадными. Рудольф был доволен тем, что его предположения оправдались – теперь Фельсенбург не остановится, пока Фридриху голову не открутит. Драный петух с загребущими лапами был опасен для обеих стран, вот и пусть с ним разбираются соотечественники, а заодно от Марагоны отвлекутся.
Беглая кесарина выглядела пришибленной и несчастной – уперлась остановившимся взглядом в стену, никого не замечая. Сообразила, что теперь начнется… Кальдмеер внешне остался самым спокойным, но он был старше и сдержанней. Интересно, понял ли он, что акценты теперь сместились и самым вероятным претендентом на трон становится совсем другой кузен нового герцога Штарквиндского? Должен понять, дураком Ледяного адмирала никто не называл.
- Наверное, вы пожелаете изменить условия обмена? – Фельсенбург окончательно оправился от шока и решил прояснить ситуацию.
- Нет, - усмехнулся регент – Не пожелаю. Буду откровенен – мне НУЖНО, чтобы вы вернулись. Пока идет борьба за власть, - он намерено смягчил слова, не став говорить о гражданской войне – Ваше дальнейшее наступление затруднено. Более того, фельдмаршал намерен отступить на старую границу, меня это устраивает, - что Фридрих потерял, Бруно вернул, но за эти земли можно и после поспорить. – Армии обескровлены, даже с учетом Эмиля Савиньяка. Бури эти, прямо скажем, мне не нравятся. Излом не закончился… - Кальдмеер на этих словах согласно наклонил голову - …А Фридрих воевать хочет и будет. Если сядет на трон. Так вот, я НЕ хочу, чтобы он туда сел.
С Иоганном Штарквиндом можно было бы и договориться, этот человек был способен оценить реальную ситуацию. Фридрих видит лишь свои фантазии. Рудольф не стал повторять очевидное: что отбиться Талиг может и, скорее всего, отобьется. Но какой крови это всем им будет стоить?..
- Я понял, - свернул глазами Руперт – Не сядет.
Хороший мальчик, умный. Бесполезную кровь не любит, войну ради войны – тоже. И учится быстро…
- Гонцы уже отправлены? – Кальдмеер улыбнулся одними губами.
- Уже отправлены, - вернул улыбку регент – Какие-нибудь просьбы, пожелания есть?
- Нет, - традиционно отказался адмирал.
Молчаливая Маргарита тоже отрицательно покачала головой. Раньше Рудольф считал, что это Дриксен с повелительницей повезло, а вот Талигу – не очень. Излом заставил его категорически поменять мнение. Катарина, что бы там ни было, удержала вожжи, Маргарита – не смогла. Рудольфу, пожалуй, было её немного жаль… Ойген уверен, что между кесариной и адмиралом есть, как выразился бергер, «неуставные отношения», и регент готов был с ним согласиться. Это сейчас она лишний раз вздохнуть опасается, а до того была смелей и откровенней, неизвестно только, до какой степени они осмелели и насколько далеко зашли. Он не стал поднимать такую деликатную тему, в конце концов, гуси-лебеди сами разберутся со своими любовными делами. Но Рудольф был готов пожелать девочке надеть браслет с баронским гербом – и забыть кесарский дворец, как страшный сон. Хотя для этого ей сначала нужно овдоветь.
- Ваша светлость, - неожиданно заговорил Фельсенбург – У меня есть просьба. Можно ли здесь найти эсператистского священника?..

* * *

- Руппи, и все же я прошу тебя подумать ещё раз, - Олаф смотрел на опускающееся солнце, полуприкрыв глаза – Не думай, что я не желаю вам счастья. Но теперь всё изменилось.
- Уверен, - закатное небо было пока ещё не красным, золотистым, но предчувствие крови в нем уже угадывалось – Вот именно теперь и нужно это сделать, ведь… мой адмирал, простите, но моё имя Марту в случае чего сможет защитить! Даже если меня убьют…
- Только попробуй, - незаметно подошедшая девушка легко хлопнула жениха по руке – Умирать собрался! Кто тогда этому… этому… петлю завяжет?!
- Боюсь, что Фридриху грозит что-то более благородное.
- Мари, что ты здесь делаешь? – до часовых на стене было далеко, а больше никого не было, и Олаф позволил себе обратиться к Маргарите не так, как положено, а так, как хотелось.
- Врач сказал, мне прогулки полезны, - она виновато пожала плечами – Прописал какие-то настойки и веселел беречь сердце. Ничего страшного.
- Ничего? Хорошо. Я бы хотел сам увидеть его рекомендации.
Маргарита послушно кивнула, она, в самом деле, выглядела не слишком здоровой, и тревога Олафа за неё была понятна.
Марта осторожно, ободряюще сжала ладонь Руппи. Тот ответил на пожатие, подумав, что Марту никому не отдаст, а хоть бы мир вокруг рушился. Как хорошо, что вместе с пленными на Мельничном лугу на талигойскую сторону попал и полковой священник, не пожелавший оставлять своих! Если бы все ордена были такими, как Слава!
Олаф поймет, он всё понимает. Руппи покосился на своего адмирала – он успел испугаться, что обрушившееся на них окончательно сломает Ледяного, но нет. Олаф, наоборот, словно бы распрямился, в глазах появился знакомый стальной блеск и уверенность. Руперт готов был сам носить Маргариту на руках за то, что она вернула Ледяного в жизнь, теперь в эту жизнь вернулся и смысл. Адмирал Кальдмеер вновь нужен своей стране.
А мысли всё возвращались к дому. Они ещё ехали к Ноймаринену, а дяди уже не было. Не было…
…Веселый русоволосый мужчина кажется маленькому Руппи настоящим великаном, а великан легко поднимает его, ухватив под подмышки, и смеется: «Ну, что за соколёнок у нашей голубки вырос?».
…Запах кожи и собачьей шерсти, мама, чуть не плача, приговаривает: «Иоганн, Мартин, как вы можете, это же ужасно!» - и пытается за руку увести Руппи со двора. А ему интересно до внутренней щекотки посмотреть хотя бы на охотничьи трофеи, если на осеннюю охоту пока не берут! Дядя Мартин огорченно крякает, не споря. Но на плечо Руппи уже опускается тяжелая рука: «Пусть смотрит, Лотта, он будущий мужчина, а не обморочная барышня!».
…Прохладное утро, Липовый Парк одуряющее цветет, волны запаха захлестывают дворы столичного дома Штарквиндов, просачиваются в любое мало-мальски приоткрытое окно. «Ну-ка, шпагу в руки и на оружейный двор! Чтобы мать из-за тебя перед флотскими не краснела!» - и Руппи честно идет, ведь он уже видел море и корабли, ему исступленно хочется когда-нибудь туда попасть – и остаться навсегда.
«…И как тебе в море? Ледяной не слишком загонял?»
Ногти больно впиваются в ладонь. Глядя на пламенеющее небо, Руперт вспоминал не умного человека, умелого политика, опытного интригана – а веселого и доброго родича, у которого для племянника всегда находилось доброе слово и мудрый совет. Да уж, со своим сыном дядя Иоганн был куда строже.
А теперь его нет…

- Мама, пойдем отсюда, - Селина пугливо покосилась на стоящих на стене людей.
- Они тебе так не нравятся? – удивилась Луиза.
Нет, она понимала, что даже взрослые умные женщины не всегда могут удержаться от того, чтобы не перенести свой страх за любимых и ненависть к врагам на тех, кто ближе. Что говорить о молоденьких влюбленных девочках! Но Селина, вроде бы, сообразила, что дриксенские девушки невольно попали не в то время и не в то место, а приходится им тут едва ли не хуже всех. И уж точно не молоденький лейтенантик, спасающий своего адмирала от своего же регента, виноват в этой войне. И, вот, пожалуйста. Или её Кальдмеер так пугает? Адмирал был суров, но Луиза ему, скорее, сочувствовала, а уж его дочка с кошкой… вот где чудо Создателево!
- Нет, просто… - Селина опустила ресницы – Мне кажется, их не надо сейчас тревожить.
- Хорошо, - покладисто согласилась госпожа Арамона – Остановимся здесь.

- О, кажется, я не зря решил прогуляться, - Жермон был удивлен, и, пожалуй, удивлен приятно – Рад видеть вас живым, господин адмирал.
- Взаимно, - коротко ответил Кальдмеер, помолчал и добавил – Мне рассказывали про Мельничный луг. Вы уцелели чудом.
- Так же, как и вы в своё время, - пусть на том лугу Жермон и готов был рвать дриксов голыми руками, пусть там остался старик фок Варзов, но Кальдмеера там не было, и быть не могло. Его самого радостно толкнули на эшафот… а может, и не только туда. Недаром седой, как лунь, а ведь зимой почти русым был…
- Вы не видели адмирала Вальдеса?
- Нет. Я и Ойгена не видел… не удивлюсь, если эти двое захотят зимний поединок закончить.
Кальдмеер отстраненно кивнул и уставился на покрасневший горизонт. Разговор зачах, Жермон подумывал, не распрощаться ли ему, тем более что дальше на стене он заметил приглашенную по настоянию Эрвина вдову… Можно было бы завязать разговор. Эта госпожа Арамона была с сестрой, и, как надеялся Ариго, она окажется разговорчивей Валентина. К тому же… Жермон подкрутил усы. Ойген знал, что делает, обещая найти для друга невесту со светлыми косами – а у Луизы Арамоны волосы были всем бергерским девам на зависть.

…Фантомная боль толкнула Руперта под ребра раньше, чем он осознал, ЧТО видит перед собой. И лишь удар сердца спустя он бросился к краю стены, едва не перевесившись через край бойницы между двумя зубцами.
Черный ствол, выросший в небе, и кровавый цветок-солнце на его вершине… солнце – цветок, солнце – сердце! Башня… маяк… дальнее эхо колокольчиков…
- Опять она! – выдохнул за плечом талигойский генерал.
- Вы это видели раньше? – резко спросил Олаф.
Марта приникла к плечу Руппи, во все глаза разглядывая пугающее чудо.
- Видел… в Придде… - напряженно выговорил Ариго – А вы?
- Только слышал, - честно признался Олаф – Но что увижу, не думал.
Черные птицы, невесть откуда взявшиеся, хищными силуэтами расшили небесный шелк, солнце на вершине сочилось то ли светом, то ли кровью, дрожащая Маргарита молча цеплялась за адмирала...
- Мама… мне страшно! – тихо донеслось со стороны.
- Спокойно, Селина, это всего лишь морок. Мираж, - недрогнувшим голосом успокоила дочь Луиза и еле слышно что-то добавила.
Что-то болезненно сжималось у Руппи в груди, ему хотелось куда-то бежать, нет, лететь, стремительно и без оглядки – туда, где он нужен, где его ждут, где не поздно ещё что-то изменить!
Темнота упала, как капюшон монашеского плаща на глаза. Ни солнца, ни башни, ни птиц. Только тлеющая полоса вдоль горизонта напоминала о том, что – было, и свет, и кровь, и день…
Руппи медленно отступил назад, только сейчас почувствовав, что они с Мартой держатся за руки, как маленькие дети. Впрочем, перед показавшейся в Закате вечностью они и были – детьми.
- Олаф, что с тобой?! – тревожный вопрос Маргариты разбил ошеломленную тишину.
- Со мной что-то? – голос у адмирала был какой-то отсутствующий, по его душе тоже проехалось странное видение.
Руппи, обернувшийся на взволнованные голоса, увидел, как Маргарита держит Олафа за правую руку, что-то разглядывая у адмирала на запястье. Шаг ближе – и Руппи видит, что рука у Ледяного вся в крови. Лейтенант встретился взглядом с Маргаритой – у той заметно дрожали губы, потому что она тоже поняла.
Именно правую руку Олаф порезал, чтобы своей кровью загородить дорогу выходцу.
И теперь благополучно зарубцевавшаяся ранка открылась.

…Окончательно помрачневшие дриксенцы распрощались и тихо ушли к себе. Горизонт постепенно померк, на стенах резвился прохладный ветерок, в темном небе проклюнулись первые звезды.
- Позвольте вас проводить?
Госпожа Арамона взглянула недоуменно, но с благодарностью согласилась. Её дочка смущенно пряталась за мать – она была очаровательна, слов нет, но у Жермона вызывала разве что отеческое умиление.
А вот сама Луиза…
Генерал Ариго подкрутил усы. Вряд ли здесь поможет кавалерийская атака, скорее, стоит готовиться к длительной осаде.
Но у Ойгена точно стало одной заботой меньше.

@темы: Отблески Этерны