[listic]

...Когда-то давнооо-давно мы с одним товарищем по ТГ-форуму собирались писать некую Эпическую Вещь. Про навов и асуров, о да.
Так и не записали.
Но у меня черновик начала сохранился.
Вот. А чего бы его не использовать для записи о СВОИХ мирах, ннэ?! Вот я его немного и переделала.
Вот и не знаю, будет ли что-то писаться дальше, но, кому интересно - можете смотреть, потому что персонажа и зарисовку мне жалко, путь тут лежит.
А вдруг Эпическая Вещь когда-нибудь случится? Но не ТГ, а мое-личное...

Воин Рассвета

Воин Рассвета

Пусть сотрёт мою память холодный северный ветер,
И дороги усталую душу от ран исцелят.
И уходит в беззвёздную полночь Воин Рассвета –
Унося свою боль, и без права вернуться назад.
(с) Тэм.

Утро золотой осени, холодное и хрустально-прозрачное. Пожухлая трава стелется по земле, по камням, у подножий валунов, а изморозь порой превращает её в причудливые серебряные украшения. Листва ещё не опала, бессильно вися на деревьях тусклым золотом. На западе небо серовато-синее, на востоке – окрашено нежным заревом. Там, за холмом, рассвет. А здесь, в ложбине, ещё тень.
И тишина. И холодно...
Впрочем, если прислушаться, можно различить дальний, негромкий плеск воды. А если подняться на холм, туда, где восходящее солнце свечками зажгло вершины деревьев – можно увидеть весёлую речку с небольшим водопадом. И звериную тропинку, бегущую вдоль неё.
Он проходил здесь почти каждый день. Каждый день и каждый год, а годов этих было очень много. Столько, что он давно сбился со счёта. Ему не было нужды глядеть под ноги – он знал в буквальном смысле каждый камень этих предгорий.
...Перешагнуть через ненадёжный камень, перепрыгнуть лужу, а здесь растёт старая ива – пройти удобней, нырнув под ветви, не споткнуться о выступающий корень...
Следов за ним на тропке не оставалось.

...Серый плащ сливается с клочьями промозглого осеннего тумана. Капюшон накинут, скрывая волосы. Высокий, худощавый, он беззвучно скользит вдоль ледяной, непокорной воды, и кажется не живым существом, а призраком подступающих холодов. Увидишь, и не поймёшь – то ли действительно кто-то прошёл мимо тебя, то ли привиделось тебе это в утренних сумерках. Впрочем, здесь, в этих диких и пользующихся дурной славой местах, некому смотреть.
Простое правило – чтобы выжить, надо хорошо спрятаться. Не оставлять следов. Минимум магии. И одиночество...

Сюда, на север, стремились немногие. Долгая, холодная зима, дикое зверьё, не самая плодородная почва – лень осваивать. Земли большей частью пустовали. Неплохое место для одиночки. Для отшельника поневоле. Только иногда, зимой, кудрявые темноволосые лесовики, живущие южнее, устраивали сюда охотничьи экспедиции, принося из них дорогие меха. Давно, когда этот народ людей только-только осваивал новые земли, и сюда пришёл первый охотник, он не справился со своей вечной, волчьей тоской и вышел поговорить. Того охотника сколько тысячелетий назад похоронили, а у него даже морщин не появилось. Вот уж, воистину – кара бессмертием...

...Быстрая вода сильнее камня. Здесь, в распадке, за долгие годы она вымыла нечто вроде маленького, глубокого озерца. Настоящий омут – холодный, глубокий, чистый. И над ним, выше по склону – нагромождение замшелых валунов, оплетенных вьюном. Холодные камни, тяжёлые. И, на первый взгляд – необитаемые. На второй тоже. Надо знать, куда и как смотреть, чтобы щель между их сырыми боками открылась проходом, ведущим вглубь скалистого холма.
До чего дошло – сын первородной Стихии, Хранитель Ветра, живёт, как какой-нибудь недоразвитый варвар, в естественной пещере. Надо бы смеяться, но почему-то не смешно. У той, что другие зовут Судьбой, странные шутки, она любит поиграть с теми, кому терять нечего.

Когда бестцетники атаковали Хранителей; когда война зашла в тупик, и ясно стало, что здесь не выжить; когда решали, кому уходить в портал, к Сердцу Мира, а кому оставаться, отвлекать внимание врагов – он, не раздумывая, выбрал второе. Никого не осталось под небом – отец, мать, сестра, друзья, все сгинули в огне этой страшной войны. Его даже уговаривать не стали. Поняли. Он остался, вместе с такими же смертниками. Бой был отчаянным, безнадёжным, но дело своё они сделали – уходящие так замели следы, что не найдёшь ни за сто лет, ни за тысячу, ни за десять тысяч.
А те, кто уцелел в последнем бою – десяток, не больше – решили уходить на север. Подальше от портала, подальше от врагов, туда, где ещё можно было затаиться, переждать, чтобы потом когда-нибудь добраться до своих.
Дошёл он один.

...Безмятежная гладь омута честно отразила узкое точёное лицо, холодные синие глаза и снежно-серебряные, неровно обрезанные пряди. Ничего не скажешь, внешность запоминающаяся...
Какое-то время сын Ветра сидел на камне, бездумно глядя на листья, плавающие в воде. Невыносимо прятаться столько времени, не зная, что происходит в мире. Особенно, если чувствуешь, как он меняется. Отец говорил, что у него неплохие способности к ясновиденью... может, и так... Учиться пришлось совсем другому. Прокрадываться к ночным кострам охотников, подслушивая. Строить заклятия отражений-мира по воде – осторожно, аккуратно, чтобы, не приведи мать-Стихия, бесцветные служители не почуяли. Хвала всё той же Стихии, что земля здесь чистая, нетронутая, и легко откликается на его зов. Так и жил, вдали от всех...

Нельзя дойти до запечатанного портала. Нельзя позвать. Нельзя покинуть безопасный, пустой Север – заметят, отыщут. В исходе его встречи с бесцветниками сомневаться не приходилось – дорога будет только одна, на Ту Сторону. Да. Пусть ему нечего терять и жить, в общем-то, тоже незачем... Вот так сдаваться тоже нельзя.

...Так и текли дни. Дни складывались в года, года – в столетия. Что такое три тысячи лет? Для кого-то – почти вечность. Для кого-то – позавчерашний день, ещё яркий и не затканный пеленой забвения.
А мир – живой, и ему не хочется умирать. Миры живут долго, куда дольше, чем можно вообразить. И любому миру, как любому живому существу, не хочется гнить заживо.
Сколько бунтов было против бесцветных и их власти, их… как это у них называется? «Религия»? Сын Ветра едва заметно поморщился. Их «религия» ничего общего не имеет с истинной верой и истинными Богами. Да, и в этом мире были Боги, он помнит. И некоторые даже не умерли, не растворились в плоти мира, а спят и ждут своего часа.
Рано или поздно мир воспрянет, он слишком молод, чтобы беспомощно сдаться.
Рано или поздно…
Синеглазый Хранитель коснулся кончиками пальцев воды. «Рано» уже было, неудачными попытками, кровью, поражением – и запрещенными легендами, бережно и тайно передаваемыми из уст в уста. А его цель – чтобы не стало «поздно». Чтобы вовремя прийти и помочь.
Вода всколыхнулась и отразила не небо, не облетевшие ветки – мир людей.