...лишь очи цвета горичавки...
читать дальше…Горы здесь невысокие. Хотя, какие они горы… так, одно название осталось. Но по привычке говорят – горы. Ведь когда-то эти известняковые, обрывистые холмы действительно были горами.
Я это время помню…
Предзимье затянулось надолго. Ни тепло, ни холодно, снег, пару дней назад выпавший, думает – растаять или ещё полежать. Тучи ходят так низко, что вершины местных «гор» не видно. Всё серое-серое… Только стволы деревьев, мокрые, продрогшие – чёрные. Да в тучах иногда мелькнёт чисто-белый клок.
Не люблю я такие дни, ох, не люблю. Мрачные они, безнадёжные. И лезут в голову всякие нехорошие мысли… Наши в такую погоду наружу не выходят. Там, внизу, тепло, уютно, безопасно... «светлячки» горят, прогоняя этот мерзкий серый полусвет. А я по зябкому лесу одна брожу, как приведение из человских сказок – по заброшенному замку. Ха, если с реки посмотреть – известняковые обрывы как раз напоминают кладку полуразрушенных стен.
Весьма для нас подходящее местечко.
- Всё бродишь?
Рука невольно рванулась к ножнам на поясе. Рефлексы благоприобретённые, чтоб их… Ко мне мало кто мог подобраться незамеченным.
- Шла бы ты домой, - посоветовал Каэр – Не самая лучшая погода для прогулок.
- По мне – как раз, - мрачно буркнула я в ответ – Или это приказ?
- Совет, - он прищурился – Впрочем, как знаешь. Если тебе нравится будить эти воспоминания…
Развернулся и шагнул в портал.
- Не нравится, - вздохнула я в пустоту – Они сами приходят…
Он прав, конечно. Тысячу раз прав! Не надо вспоминать. Жить надо. Дальше. Стиснуть зубы, переболеть – но не останавливаться. Идти вперёд, какая бы боль не похоронена в закоулках души. Каждому из переживших есть о ком плакать.
И мне есть… Друзья, родители, брат… И враг.
Ударила кулаком по мшистому стволу, рассаживая костяшки пальцев о грубую кору. На чёрном, корявом остались золотистые капли. Проклятье…
Не ищи моих следов, не зови меня назад!..
Даже волку на тропе замела метель глаза…
Тот, кто встретился со мной – видел только мою тень.
Я ушла – и вслед за мной крался в полночь зимний день.
Позабудь моё имя и песни мои!
Не тревожь мою душу и не плачь обо мне.
По мосту через Вечность не пройти нам двоим.
Я ушла, чтоб погибнуть на войне.
…Предзимьем зовут это время. Время странное. Время суровое. Время сумрачное. Но здесь, в этом мире, прекрасно даже оно. Здесь всё прекрасно.
В пальцах ломается сухой стебель. Отцветшая горечавка. Растения с цветами синими, как небо после заката. Синими, как…
- Здравствуй, Сольвейг.
Девушка – снежно-серебряный силуэт на фоне свинцовых облаков – не ответила. Постояла на склоне холма, словно колеблясь. И начала спускаться. И шаг её – лёгкий, упругий, движения – отточенные, экономные – нет, так к друзьям не подходят. Так воин идёт навстречу врагу.
С врагом, учили её, разговоров не ведут. И слов врага не слушают. Потеряешь время – потеряешь жизнь. Но он был не просто враг. Он был больше, чем враг… он…
- А я тебе верила, - выговорила подрагивающим от ярости голосом.
Его спаренные клинки в высшей степени демонстративно лежали на земле. Он драться не хотел. Не сейчас… Не с ней!
- Я не мог тебя предупредить, - прошептал в ответ – Не мог, понимаешь?! Ты же знаешь, ты лучше других знаешь, что такое семья в верность семье.
- Знаю, - выдохнула.
И губы прикусила. А глаза – светло-голубые, почти серые, как же она его сейчас ненавидит… И правильно делает.
- Зачем звал тогда?
- Ни за чем. Увидеть хотел. Может, в последний раз.
- В последний?! – отчаянный взмах рукой – Ты хоть понимаешь, что будет с тобой, когда мы победим?
- А что будет с тобой, когда победим мы?!
Молчание. Далеко внизу, в узкой глотке фиорда, ревёт море. Облака старательно переползают через макушки гор. Ветер, подгоняющий их, треплет волосы – его черные, её серебряные…
- Я не хочу, - говорит он, наконец – Не хочу, чтобы ты умирала. Ты ведь не такая, как все… ты другая совсем!
- Нет. Я такая. Я именно – такая, как все. Других не бывает, - криво усмехнулась – Там, во Внешних Мирах… слышала я от Младших забавную поговорку: «Красота в глазах смотрящего». Верно подмечено, не находишь? Это ты стараешься убедить себя - она не такая, она лучше! Пытаешься отыскать оправдание для своих чувств. А дело не во мне. В тебе.
- Всё-то вы, асуры, знаете, - процедил сквозь зубы гарка – Всё-то вы объясните…
- Да! – выкрикнула – Да! Всё! Потому что… да потому что я сама пытаюсь это найти! Сама себя оправдываю – он лучше! Он не такой, как все остальные! Не такой, как те… те, кто там… там… - и замолчала, зажмурившись и запрокинув лицо к равнодушному небу.
«Не такой, как те, кто там, сейчас, убивает моих братьев…».
Слёзы, которых она клялась самой себе – не допустить! – скапливались под ресницами. Копились-копились – и побежали тонкой струйкой. Он протянул руку – осторожно, бережно – провёл по щеке, вытирая мокрую дорожку…. По шее… такой знакомый жест…
- Дельга, - чуть слышно – Я же тебя убью. Встречу в бою – и… всё… - открыла глаза. Уже спокойные, синие – как небо после заката, как цветы горечавки.
- Знаю, - его дыхание щекочет висок – Знаю… потому что… я сделаю то же самое.
Так и стояли, обнявшись, на пронзительном морском ветру. Чёрное и белое. Тьма и Свет. Обречённые на ненависть. Любящие…
Под ногами нет тропы, заметает ночь следы.
В чаще леса чертит путь свет невидимой звезды.
Одинокий волчий вой потревожит спящий лес…
Только снегом белый бог заметает мир с небес.
На душе снова рана, и больно дышать.
И тоска плачет песнью по высокой струне.
Я сильнее тебя! Значит, мне и решать.
Я ушла, чтоб погибнуть на войне…
Когда мне сказали – будь осторожней, я спросила – зачем? Ни к чему осторожность тем, кто ищет смерти. Каэр тогда, кажется, единственный раз в жизни вышел из себя настолько, чтобы орать. И орал на меня. Тряс за плечи, в нецензурных выражениях объясняя, что, если мне жить не хочется, то у него не так много настоящих воинов, чтобы позволять им бесполезно гибнуть. Что семья должны выжить. Что он не неуязвимый. Если его убьют – кто, кроме меня, сможет его заменить?
Я поняла.
Прониклась.
Выжила.
Могла погибнуть в Замке – но пришлось вытаскивать Каэра, израненного и оглушённого, без которого выживших было бы вполовину меньше – и я даже тогда это понимала. Вытащила.
Могла я быть в том горном походе, из которого никто не вернулся – но пришлось охранять Хельгу, без которой нас, выживших, не было бы вовсе. Мы сумели тогда её спасти, хотя навы устроили настоящую охоту.
И бессчетное число боёв, в которых меня миновали черные клинки. Вместо меня убивали других…
А Дельга войну не пережил. Он погиб во время второго штурма Железной Крепости.
Я даже не знаю, на чьей он был стороне.
И знать не хочу…
Снова сказка умерла… и вернулись боль и страх…
Бесполезно быль искать в неродившихся стихах.
Я ушла, махнув плащом, по дороге в Никуда…
Пусть забвение придёт… Да хранит тебя Звезда.
Всё равно я умру. Так зачем же тянуть?
Не тревожь своё сердце и не плачь обо мне.
Мне уже всё равно, где закончится путь.
Я ушла, чтоб погибнуть на войне.
…На чёрную кору, прямо перед моим носом, упала снежинка. Кажется небо наконец определилось с погодой.
Эта сумрачная река под серым небом, эти скалы, во время снегопада так похожи на фиорд… Разодранные пальцы мгновенно зажили, только капли солнечного золота на стволе дерева… Я машинально растёрла их.
Прошлое не отпускает. Зачем я выжила тогда?.. Зачем?
- Выжила – значит, так было нужно.
Каэр вернулся…
- Нехорошо подслушивать.
- Сольвейг. Пойдём, - он обнял за плечи, погладил по голове – Не знаю, есть ли у меня право утешать тебя – ведь моя любимая жива и со мной… Но я тоже терял. И поэтому говорю тебе – хватит! Мёртвые похоронены и оплаканы. Живые должны жить.
Да. Живые должны жить. Даже если жить приходится с ножом в сердце…