Пролог и первая глава.
читать дальшеПредзимний вечер, когда в окна с улицы ломится снег с дождем, всегда неуютен. Как хорошо было возвращаться в такие вечера домой – закоченевшему на морском ветру, промокшему от снега, дождя и брызг – зная, что тем там встретят тепло, улыбки, семья.
…как хорошо было раньше…
Сейчас дом, не смотря на по-прежнему хорошо протопленные комнаты, казался выстывшим. Словно выходец в нем побывал. Но нет – никаких выходцев, просто… просто они остались одни. А он не знал! Он был в море и не знал…
- Руппи! Ты… ты что, туда прямо с корабля?
- Да… - да, побежал, сразу как узнал. Не заходя домой.
Парень остановился посреди комнаты. Брат, по своей привычке, устроился прямо на ковре – камин горит, на столе свечи, на каминной полке свечи, на полу какие-то бумаги. Разбирает… три года назад они, сцепив зубы, занимались этим вместе.
- Теперь я опоздал, - а зеленый изумруд в кольце брата ловит свет…
…Руперт этот день помнил лучше, чем ему хотелось бы. Скомканные в какую-то болезненную муть события пронеслись и сгинули, под вечер время словно остановилось, заставляя малейшие детали врезаться в память. Он помнил и прорвавшее сплошные облака солнце, заливающее метхенбергское кладбище рыжеватыми лучами, помнил волглую траву и разворошенную землю под ногами, мать… такую же серую, как её траурное покрывало. Ушли все, даже кесарь и сестра – понимали, что ей надо побыть одной – а вот они так и не смогли. Стояли за её плечами, неподвижно, как две одинаковые статуи. Адмиральские близнецы… раньше это прозвище было – смехом. Теперь стало – горечью.
- Карьярра! Опоздал…
Мать не вздрогнула, не обернулась… даже не услышала, скорее всего. А вот они развернулись не возглас, загораживая её от… от кого?
От черноволосого, темноглазого мужчины в одежде моряка-марикьяре. О, они его до этого момента никогда не видели. Только слышали рассказы. Но узнали сразу же – Первого Адмирала Талига, Бешеного Вальдеса, сложно не узнать.
- В первый раз в жизни – опоздал, - повторил он, кривясь в какой-то отчаянно-злой ухмылке и сжимая кулаки.
Какое-то время все четверо стояли, молчали, рассматривали друг друга.
- Вы можете проститься с отцом и сейчас.
- Могу, - не зря говорили, что этот и в Закате будет смеяться, но лучше того смеха не слышать – Парни, кто из вас мой тезка?
- Я, - Родд выпустил рукоять шпаги, которую все это время бессознательно сжимал, и шагнул вперед. Шпагу выпустил, а вот шейный платок пальцем оттянул, нервничая.
- Тогда держи! На память… и на удачу. Чтобы не пришлось, как с ним…
Схватил за руку, почти силком вложил что-то в ладонь и ушел. Быстро, не прощаясь, только плечами повел – холодно…
...А брат изумленно смотрел ему вслед, держа на ладони знаменитое кольцо с торским изумрудом.
- Мама... как она?..
- Говорят, сердце… на тебя смотреть страшно, приведи себя в порядок.
- Родд…
- Послушай, - Ротгер встал, аккуратно заложив пальцем тетрадь, которую читал до прихода брата – Мы не можем себе позволить быть мальчишками. Не можем! – а голос дрогнул, сорвавшись – Раз мы одни остались... не на… кесаря же рассчитывать.
Что ж, он всегда был больше похож на отца. И держать себя в руках умел лучше близнеца.
- Понимаю, - тихо-тихо – Я… я потом вернусь и тебе помогу.
- Да, - Родд опустил глаза, разглядывая тетрадь – Эти тайны лучше знать нам обоим.
1.
читать дальше- Эй! Девочка! Ты что здесь делаешь?!
Окрик застает Марту, когда она, заложив руки за спину и приподнявшись на цыпочки, смотрит на горизонт. Девочка испуганно отскакивает от края пирса, хлопает глазами.
Смутно знакомый мужчина в вице-адмиральском мундире с хмурой досадой хочет что-то добавить, но к ним уже спешит подмога в лице капитана Бюнца.
- Дядя Отто!
- А, найерька! Опять отца стережешь?
Пирс уходит из-под ног, когда её подхватывают и сажают на руку. Марта с радостным писком вцепляется в знакомое плечо – «дядя Отто» никогда не отказывался покачать адмиральскую воспитанницу на руках.
- Найерька?!
- Ну, так, - Бюнц широко ухмыляется – Дева? Дева! Морская? А то ж! Маленькая пока, правда, – Марта хихикает, прикрывая лицо ладонью – И при том, заметь, ни разу не змеюка. Готлиб, ты чего, девчонку Ледяного не узнал?
Девочка озадаченно сдвигает брови, вспоминая разговоры старших. Это, кажется, один из отцовских друзей, но он постоянно был далеко…
- Её узнать сложно, - вице-адмирал перестает сердито хмуриться, и сразу видно, что лицо у него очень славное и доброе – Я её последний видел малышкой совсем. Так зачем ты на пирс забралась… найерька?
- Я папу жду!
Каждый день… конечно, говорят, что флагман вернется в Метхенберг нескоро – но вдруг?.. Конечно, гувернантка сердится и говорит, что воспитанница не должна звать воспитателя отцом, это не принято – но какое ей дело?! Так ли важно, родной, не родной, если очень любить.
- Он нескоро вернется, у него дело важное.
- Я знаю, - деловито кивает Марта – Он невесту кесарю везет. Из Флавиона. А она красивая?
- Придет – увидим.
Вице-адмирал Готлиб Доннер был с утра изрядно сердит. Причиной опять послужил «ненаглядный» фок Бермессер, который, вообще-то, должен был замещать Кальдмеера в Метхенберг. Ну да, ключевое слово тут «был»… потому что по приказу из столицы вызван ко двору. С одной стороны, Доннер был рад – чем меньше придворный шаркун накомандует, тем меньше навредит. Адмирал цур зее его здесь для того и оставлял – присматривать, раз совсем избавиться от Бермессера нельзя. Но, с другой стороны, отношение к военному флоту, как ко всего лишь ещё одному инструменту политических игр, не могло не бесить.
Каким бы ни было настроение, детей пугать – не дело, но посторонняя малявка на пирсе могла твердо рассчитывать на строгое внушение. Но оказалось, что она не совсем посторонняя, да и… флотское командование сколько лет удивлялось, зачем сдалась Ледяному девчонка на воспитании. Теперь Доннер начал догадываться, зачем – рядом с этим жизнерадостным созданием мир казался чуть-чуть светлее.
…Холодный ветер гладит по щекам, играет с завитой прядью, дергает за рукава. А пенный след корабля искрится под солнцем. Искрится вода, сияют белизной паруса, слепит глаза пронзительное, высокое небо, отражающееся в море – мир полон света, ветра и синевы.
- Ваше высочество, не стойте на ветру. Можно простыть.
Сердце Маргариты падает в яму, чтобы тут же подскочить и сумасшедше заколотиться в горле. Так, как в первый раз… так, словно первый раз…
Адмирал цур зее Кальдмеер улыбается. Легко, грустно и сочувствующе:
- По крайней мере, наденьте плащ. Не думаю, что его величество будет рад чихающей невесте…
- Я… благодарю вас за совет, - не сметь улыбаться в ответ, не сметь улыбаться так безумно и счастливо, принцесса! – Я не привыкла к долгим морским путешествиям...
- Понимаю. Вряд ли вы когда-то выходили в море дольше, чем на день.
Протягивает руку, предлагая помощь. Вообще-то гордой дочери флавионских герцогов следует вздернуть подбородок и сделать вид, будто она оказывает великое одолжение, но Маргарита не в силах упустить шанс побыть с ним ещё чуть-чуть. Рядом. Сжать пальцы, словно неуверенно чувствуешь себя при качке и ищешь опоры. Робко опустить взгляд, и это почти не игра, ведь она на самом деле самая маленькая, слабая и бестолковая здесь, на флагмане.
Вот именно, бестолковая! О чем должна думать накануне свадьбы принцесса относительно небольшой страны, которую выдают замуж за правителя сильной, богатой державы, от настроений которого сильно зависит отцовская политика? Вот о политике и думать, слухи и новости вспоминать, к жизни при дворе готовиться. И уж точно ни в коем случае не думать о любви. Какая любовь у кесарей может быть? Понимание и уважение – уже счастье…
Будь проклята эта дриксенская традиция – привозить невесту кесаря по морю. Отправься Маргарита сушей, она была бы пусть не счастлива в семейной жизни, но спокойна. Однако полагается, чтобы её везли морем. Обязательно на флагмане. В обязательном личном сопровождении адмирала Западного Флота. При одном взгляде на которого зыбкое спокойствие Маргариты разлетелось вдребезги, как алатский хрусталь на мраморных плитах.
Ведь принцессы – всего лишь молодые девушки. А когда девушкам влюбляться, как не в шестнадцать лет!
…Олафу это традиция не то, чтобы категорически не нравилась, скорее раздражала. Флагман, в конце концов, не кесарский фрегат для прогулок, а боевой корабль. Всю дорогу до Флавиона он мысленно готовился к обратной дороге в сопровождении эдакой заносчивой гордячки, вроде Гудрун, но Маргарита оказалась неожиданно приятным сюрпризом. Тихая, если не сказать застенчивая, спокойная, обладающая удивительным свойством никому не мешать… и совсем юная. Политика политикой, только отдавать шестнадцатилетнюю девочку за Готфрида, за…
«Давай, договаривай – за старика? Он старше тебя всего на восемь лет…».
Олаф всегда относился к своим обязанностям ответственно. Поручено привезти принцессу живой и здоровой – привезет, а личные взгляды отношения к делу не имеют. Теперь же он опекал Маргариту не из одного чувства долга, но и сочувствуя. Бедная малышка, тяжело же ей придется в Эйнрехте.
- Олаф, - капитан Шнееталь окликнул вернувшегося адмирала по имени – Нам «Зорька» сигналит…
Вообще-то фрегат из сопровождения носил красивое имя «Северный рассвет», которое пошло бы и линеалу, а морской Устав предписывал несколько иное обращение к адмиралу. Но сопровождающие Маргариту придворные сидели по каютам, большей частью страдая от качки, моряки – все заняты делом, и разговаривали на юте не адмирал с капитаном, а двое старых друзей.
- Каданцы? – таким тоном Адольф о погоде сообщать не стал бы…
- Они. По краю прошли, но…
- Но они в последнее время обнаглели, - прищур Кальдмеера стал жестким, рука привычно рванулась к шраму на щеке – Кому-то слава Бешеного Вальдеса покоя не дает.
- Он что, флагманы на абордаж брал?!
- Пока нет, - усмешка Олафа стала заметней, но взгляд остался ледяным. За этот-то взгляд, в числе прочего, он свое прозвище и получил – Впрочем, не удивлюсь, если однажды попытается. Хельмут!
Мающийся на палубе Диц в мгновенье ока оказался рядом с адмиралом. Те из адъютантов Ледяного, которых Создатель не обделил умом и душевной чуткостью, быстро привязывались к своему адмиралу. Может, потому, что к толковым мальчишкам Олаф рано или поздно начинал относиться, как к своим сыновьям. Которых не было…
- «Северному рассвету» приказ – уходить в разведку. Обо всех новостях докладывать без промедления, - и, проводив умчавшегося адъютанта взглядом, добавил – Вряд ли они полезут на флагман, идущий с сопровождением, но осторожность не помешает.
Капитан кивнул, соглашаясь. В сопровождении у «Ноордкроне» был не только фрегат-разведчик, но чинная «прогулка» до Флавиона стремительно перерастала в нечто… интересное.
* * *
Стены знакомых домов стремительно мелькали мимо – Зепп бежал и поворачивал, не глядя, эти переулки он ещё в детстве изучил так, что мог идти хоть с закрытыми глазами. Но сейчас надо было не хвастаться, а бежать, и четырнадцатилетний подросток бежал со всей доступной скоростью. Пожалуй, он мог и быстрее, но приходилось тащить за руку девчонку лет восьми-девяти, из-за которой он и пустился в недостойные будущего моряка маневры.
«Налево… два проулка и улица… и будет забор!» - Зепп бежал не просто так, он твердо знал, как наверняка оторваться от преследователя, грузно топающего позади. Толстый Ганс был действительно… толстым, а так же недалеким и любящим помучить всякую безответную тварь. Но поколотить он мог, это знала вся окрестная ребятня, знал и Зепп, а вот аккуратно и нарядно одетая малявка, невесть как забредшая к ним, была явно не в курсе. И вступилась за беспризорного котенка (нашла, за кого). Да как вступилась!
…В общем, повезло и ей, и котенку, что рядом случился Зепп. Теперь успеть бы… Преследователь уже отставал, задыхаясь и ругаясь на ходу, но пока не сдавался. Но и они – успевали!
- Давай кота!
Девочка беспрекословно сунула в руку Зеппа тощего уличного пушистика. Зепп на бегу оттянул ворот, засовывая котенка под рубашку. Пищащий, пушистый комочек с когтями скользнул вдоль груди до туго затянутого на талии пояса – неприятно, но переживут оба. Девочка так же покорно позволила подсадить себя на старую бочку, а с бочки – на высоченный забор, невесть ради каких целей разделяющий переулок-щель. Эту лазейку Зепп знал ещё с детства, когда они с приятелями дразнили Толстого Ганса. А потом быстро-быстро убегали. Тот вечно попадался – наверное, не терял надежды догнать шустрых мальчишек раньше, чем они перемахнут через непреодолимый для него забор. Зепп давно уже забросил эти «развлечения», кто бы знал, как и когда оно пригодится!
Малявка наверху, теперь – самому. Раньше он просто подтягивался, ложился на забор животом и спрыгивал с другой стороны, но кот… Пришлось, ухватившись за верхушку, перебирать ногами по забору. Долго и неудобно, но где наша не пропадала!
- Теперь пошли, - оказавшийся на другой стороне Зепп расстегнул пару пуговиц, извлек притихшую добычу и вручил девочке.
- Спасибо, - она впервые за время погони что-то сказала. Тут же всхлипнула и сердито утерлась свободной рукой.
- Эй... ну ладно тебе! – Зепп привел рубашку в порядок, взял девочку за руку, потянул дальше – Пойдем… не ждать же, когда он сюда доберется.
- Идем, - согласный кивок и новый всхлип – Ты не… не обращай внимания, я всегда, когда страшное кончается, реву… мы куда?
- Ну, главное, что во время «страшного» не ревешь, – рассудительно заметил Зепп, подумал и решительно заявил – А мы пойдем к деду. Он меня все равно вечером звал.
Только теперь он смог, как следует, рассмотреть «соучастницу», которая спокойно и доверчиво шла рядом, крепко держа котенка. Черноволосая – две толстые косы доставали пушистыми кончиками до талии; глазастая – а глазищи светло-серые, ясные; и очень симпатичная. Правда, мордашка у неё была… необычная. Не такая, как у знакомых Зеппу девчонок. Но он, рассудив, списал это на то, что новая знакомая была из дворян, «породистая», как пренебрежительно отзывался об аристократии дед. И платье у неё… впрочем, платье назвать нарядным можно было уже с трудом. Перемазанное в пыли, в древесной трухе и порванное в трех местах!
- Эй... а тебе не влетит?
- Обязательно. Был бы здесь папа, он бы понял, и нянюшка Ида бы поняла, а госпожа Гретхен… - девочка забавно сморщила нос – Такая правильная! – помолчала и добавила – Мне бы влетело уже за то, что я убежала.
Зепп исполнился уважения. Надо же, бегает! И тут сообразил, что до сих пор общается на уровне «эй, ты»…
- А… я Зепп Канмахер.
- Очень приятно, - вежливо и серьезно – Марта Кальдмеер, - шмыгнула носом и тихонько добавила – Поверить сложно, да?
- Точно, - Зепп, замерший от такой новости, обалдело кивнул, ну кто бы мог предположить, что адмиральский приёмыш будет шастать в одиночку по городским кварталам! И тут же потянул её за руку – Тогда пошли скорее, мой дед его знает!
- Папу?!
- Да, пошли!
Стук в дверь раздался тогда, когда Олаф собрал со стола карты, собираясь спать. Адмирал сначала решил, что ему это послышалось… нет, стук повторился – тихий, настойчивый и какой-то вороватый. Его моряки так бы стучаться не стали, значит, кто-то из флавионских «гостей» флагмана… Кому-то из сопровождающих её высочество Маргариту нужен тайный разговор?
…Флавионских придворных за дверью не обнаружилось. Её высочество пришла к адмиралу Кальдмееру лично и в одиночестве.
- Вы с ума сошли, ваше высочество?!
- Нет, - Маргарита покачала головой, небрежно заплетенная коса мотнулась вдоль спины, сбивая в складки наброшенную на плечи шаль – Мне спросить нужно.
- Хорошо, заходите, - со вздохом пропустил её внутрь и тщательно закрыл дверь – Что вас так интересует?
- Что происходит! – с отчаянной решимостью выпалила бледная принцесса.
Олаф пристально взглянул на нежданную посетительницу. Маргарита закусила губу, переплела дрожащие пальцы – и, кажется, не играла, как это любят милые девушки, её в самом деле трясло.
- Садитесь и рассказывайте.
Вина ей надо выпить, и покрепче, лучшее средство от такой тряски. А Маргарита, сев и спрятав руки под стол, торопливо объясняла:
- Я же не совсем глупышка, я вижу, что что-то происходит, что-то плохое. А мне не говорят ничего. «Ваше высочество, это не стоит вашего беспокойства… все в полном порядке…», - девушка сжала зубы, помолчала, посмотрела на Олафа испуганными, широко распахнутыми глазами и шепотом добавила – Но я вижу. Что происходит, скажите – хотя бы вы! Очень страшно сидеть и не знать… ничего. Я не буду плакать и паниковать, обещаю.
Вот вам и тихоня-принцесса!
- Вам в самом деле не о чем беспокоится, - Олаф, больше не боясь показаться невежливым, отвернулся к шкафу, отыскивая там бутылку и стакан – Беспокоится надо было мне… - он задумался на секунду, прикидывая, как без перебора морских словечек объяснить Маргарите суть дела – Фрегат-разведчик позавчера заметил каданцев. Судя по отсутствию государственных флагов, пираты. Мы все это время ждали какой-нибудь каверзы, но им хватило ума не соваться к флагману с сопровождением. Конечно, я предпочту остеречься, но они та далеко в территориальные воды Дриксен раньше не заходили.
- Каданцы? – Маргарита захлопала ресницами, длинными и густыми, но чересчур светлыми – Но мы так далеко от опасных вод упл... ушли.
- Да, их наглость переходит все границы, - бутылка наконец-то нашлась, когда это он успел так далеко её задвинуть, рядом был и невысокий стакан – Я должен довезти вас до Эйнрехта… Доложу кесарю лично. Каданцев давно пора поставить на место, - Олаф поставил перед притихшей принцессой наполненный стакан – Выпейте, лучше быстро.
Маргарита пила крепленое вино, как послушная девочка пьет лекарство. Олафу она неожиданно напомнила Марту – та, заболев, точно так же серьезно и покорно глотала настойки. Адмирал грустно усмехнулся, наблюдая за успокаивающейся девушкой, любопытно оглядывающейся по сторонам.
- В любом случае, флагман им был не по зубам.
- Тем более под вашим командованием!
- Вы мне льстите.
- Нет, - у Маргариты заблестели глаза, на оживившееся лицо вернулись краски – Вас... вас не только в Дриксен знают. Простите, - спохватилась, смущенно передернула плечами, завернулась в шаль – Я веду себя, как…
- Как перепуганная девочка, - подсказал адмирал – Не беспокойтесь, я никому не скажу.
И улыбнулся. Уже не грустно – тепло…
- Тебя что, дома не кормят – к пирогу спешишь?
Старик Канмахер хоть и ворчал для порядка, но был рад, что внук к нему липнет. Мальчишку не зря в честь деда-моряка назвали, ему тоже на берегу не сиделось. Может, хоть он на флот пойдет, раз уж дети подвели!
- А это с тобой кто?
- Это Марта, - выпалил Зепп и замолчал.
- Здравствуйте, - вежливость девочки поразительно сочеталась с боевито-потрепанным видом.
- Она… адмиральская, - Зепп деловито поправил рукав новой подружки, пытаясь скрыть самую внушительную прореху – Мы от Толстого Ганса удирали.
- Зепп, опять? – дед покачала головой, запер дверь – Садитесь, что топчитесь.
Внука следовало отчитать, но делать этого совершенно не хотелось. Пусть парень почувствует себя героем, в конце концов, воспитанницу адмирала Кальдмеера спас! Что говорить, Йозефу самом было любопытно посмотреть, кого взял в дом адмирал, которого Йозеф лейтенантом помнил.
- Он хотел маленького убить… об стену, - девочка сунула под нос Йозефу пищащее и машущее лапкой доказательство – Он что, виноват, что котом родился?!
- Зепп, ноги в руки – и в погреб, там молоко. Где миски, знаешь. А ну, показывай! – Йозеф критически оглядел добычу детей – Хорош котяка, я б такого на корабль взял, - котенок протяжно пискнул – Только мастью он у вас… прямо фрошер!
- Да?
Марта забрала котенка, осмотрела. Черный зверек таращил голубые младенческие глаза, перебирал лапками в белых «носочках», дергал хвостом с белой кисточкой и сверкал белым за «галстучком».
- Фрошер, да-а? – протянула задумчиво – Будешь Вальдесом!
Спускающийся в погреб Зепп споткнулся и едва не улетел вниз. Его дед просто, не сдерживаясь, расхохотался.
* * *
…Что ж, солнце светит и в Эйнрехте.
Но ветра здесь нет… Выцветшее от летней жары небо за цветными стеклами витражей, радужные пятна на мраморном полу, относительная прохлада толстых стен дворца – и духота, страшная, убивающая, сковывающая тело. Страшно сделать неверный шаг, страшно поднять глаза, а сознание цепляет отдельные картинки, складывая их в причудливую мозаику кошмара.
Её величество, кесарина Дриксен, может слушать музыку или играть самой – в её комнатах предусмотрительно поставлен клавесин, любимый инструмент Маргариты. Её величество может попросить любую книгу из дворцовой библиотеки – её тут же принесут. Её величество может выйти в дворцовый парк – ах, конечно же, только в сопровождении.
Её величество не может сделать того, что её хочется больше всего – убежать отсюда далеко-далеко, к простору, прибою, соленому ветру и соснам на обрывах. Столица Флавиона стоит на берегу моря, из Эйнрехта до моря далеко, река его не заменит. Маргарита не может даже заплакать – королева не может рыдать при своих дамах – слезы остались для ночи, для темноты и подушки.
Навсегда.
Этот дворец, эти люди, эта страна – её жизнь.
А Олаф Кальдмеер уезжает дальше, чем можно было надеяться, принимать командование Северным флотом… Натренированная память принцессы легко схватывала новые имена, лица, должности. Преемник Олафа на Западном флоте Маргарите категорически не понравился. Может, потому, что этот фок Бермессер так и лучился самодовольством, а Кальдмеер, напротив, выглядел совершенно застывшим. В глазах, в голосе, во всем облике – знаменитый лед, прозрачный, бритвенно-острый на изломе. Влюбленное сердце обливалось кровью, а придворное чутье шептало, что эти двое – враги, и одну схватку Олаф проиграл.
Маргарита осознала, что смяла, накрутила на ладонь атласную поясную ленту, и торопливо выпустила её, незаметно разгладив по подолу. Кесарина должна быть спокойна и выдержана, даже более чем принцесса или герцогиня. На неё теперь обращено куда больше взглядов!
Но как же плохо, когда уезжает единственный человек, видящий в тебе не разменную карту в политических играх, не коронованную куклу, не мать будущего наследника – испуганную девочку, которую нужно ободрить и поддержать. Ни от кого больше ждать подобного отношения она не может.
Привыкайте, ваше величество…
Королевский кабинет, обшитый мрачноватыми, темными деревянными панелями, видел на своем веку многое. Милыми семейными разборками его было не удивить.
- Братец, я не понимаю, о чем ты думал!
Наедине её светлости герцогине Штарквинд позволялся и не такой тон. Готфрид сестру любил, да и человека, способного дать совет, спорить и не соглашаться, весьма ценил.
- Сестрица, не переживай так за своего оружейника…
- Моего? – светлые, безупречно очерченные брови Элизы поднимаются вверх отточенным движением. Ещё лет двадцать назад это оказывало на мужчин сногсшибательное действие – Если говорить о таком, то он ТВОЙ, как главнокомандующего.
- Ну-ну, - кесарь хитро погрозил сестре пальцем, Элиза сделала вид, что по-прежнему ничего не понимает. Их старая игра: «я знаю, что ты знаешь, но прямо это не скажу» - Фридрих думает, что его милый друг Вернер способен командовать флотом? Что ж, пусть командует. Этот идиот когда-нибудь куда-нибудь нарвется, и вот тогда я с полным правом верну Кальдмеера обратно, а племянничек какое-то время перестанет мутить воду, своего приятеля спасая.
- Готфрид, ты рискуешь.
- Знаю, что рискую. Но, - подмигнул – Риск, как говорит наш Бруно, дело благородное.
Элизе осталось только головой покачать. Способ поставить кровожадную партию Фридриха на место кесарь избрал настолько же простой, насколько изящный – дать им то, чего хотят, и всем продемонстрировать, чего они стоят. Но рисковать флотом… впрочем, Олаф способен исправить почти всё… а с пиратам-каданцами давно пора разобраться, тут правы оба – и кесарь, и адмирал.
- Как тебе флавионская девочка? – перевела разговор Элиза, подводя черту под обсуждением морских дел.
- Тихоня, - не одобрил Готфрид – Не люблю таких… что за принцесса, только ресницами хлопает – да, ваше величество, нет, ваше величество… Лотта твоя, и то лучше! – он отвернулся, пожал плечами, побарабанил пальцами по краю стола – А, пусть сына родит здорового, все прощу…
Из шести детей кесаря выжила одна только Гудрун, девочка. Пятеро её братьев родились либо мертвыми, либо не доживали и до трех лет. А попытка родить последнего, шестого, стоила прежней кесарине жизни... Врачи лишь руками разводили, в ком было дело, в муже или в жене, они сказать не могли. Второй брак должен всё решить – будет ли у Готфрида сын, или в Дриксен развернется подковерная борьба между непрямыми наследниками.
- Ты к ней несправедлив, - мягко укорила сестра – Маргарита ещё не привыкла к новому месту, хотя… в шестнадцать лет я была смелее.
И улыбнулась с грустной мечтательностью. Давно нет той веселой светлокосой девушки, давно она стала гордой и порой резкой женщиной, жестким политиком, практически главой семьи. Но почему бы не вспомнить её с улыбкой?
Время выковало из Элизы главу Штарквиндов, как кузнец выковывает клинок из руды. Она прошла огонь высокой политики, не сломавшись и не свернув. Какой станет Маргарита? Время, время все покажет…
* * *
- …Марта, то, что я сейчас не ругаюсь и не «принимаю меры», не значит, что ты и дальше можешь пропускать слова гувернантки мимо ушей, - Олаф утомленно потер виски, ему только домашних разборок сейчас и не хватало – Я тебя очень прошу, постарайся хотя бы на новом месте её не огорчать. Гретхен за тебя очень переживает, по-своему, конечно…
- Но если её все время слушаться, будет так ску-учно, - девочка виновато ковырнула носком туфельки потертый ковер – Можно, я хотя бы иногда…
- Иногда и предупреждай меня, - адмирал бережно притянул Марту к себе – Договорились? Вместе мы придумаем, как сделать так, чтобы не было скучно тебе, и не огорчалась она.
Сказать честно, он был рад подвернувшейся возможности – списать все на переезд и отложить воспитание Марты на неопределенное «потом». Девочка росла такой же смелой, отчаянной и свободной, как её мать. Матильда никогда бы не стала запирать дочь в клетку пошагового, безусловного соблюдения правил, ставя вокруг неё стены из слов «так положено» - и Олаф не собирался этого делать.
Марта доверчиво забралась к отцу на колени. Когда-нибудь он скажет ей, всё скажет…
- Мы далеко едем? – по всему, ей очень, очень не хотелось покидать Метхенберг. Дорогу в Дриксен Марта не помнила, Агарис тем более, и город на берегу Устричного моря считала домом. Тем более теперь, когда у неё появился друг!
«Канмахер, знакомая фамилия... надо у Адольфа уточнить, не родич ли этот Зепп его бывшему боцману».
- Далеко… в Хелленштайн, - Олаф вспомнил суровый, занесенный снегом город, недоверчивый и настороженный. Одно слово, северная граница, Метхенберг был куда веселее – Там… интересно, - летом любое место покажется приветливей – Но вряд ли тебе понравится.
Олаф Кальдмеер всегда был честен, со всеми, насколько это было возможно. Для Марты он исключений делать не собирался – может, поэтому малышка верила ему безоговорочно.
- Я привыкну, - мужественно пообещала дочка, насупилась и добавила категорически – Но без Валя не поеду!
- Да ради Создателя, бери своего кота…
- А книжку про Седые Земли?
Вообще-то в увесистом томике «Рассказ о землях дальних и чудных, по воле Создателя братом Клаусом из Ордена Знания составленный» было написано не только о Седых Землях, но главу о них Марта любила больше всего. Олаф подозревал, что и читать-то она училась, думая именно об этой книге.
- Можно, конечно.
- Папа… а это очень плохо, что мы туда едем?
- Это не очень хорошо. Дело не в том, что меня на Северный Флот переводят, а в том, кто вместо меня остается… впрочем, тебе ещё рано об этом знать. Подрастешь – сама всё поймешь.
Перевод на флавионскую границу честолюбие адмирала не так уж задевал, он спокойно согласился бы гонять каданцев, но оставлять флот на придурка Вернера! На фок Бермессера, которого Кальдмеер вслед за фрошерами был готов назвать «гусем», да он, в самом деле, напоминал гусака, надутого и недалекого. Гусака, которому нет места в лебединой стае! Приказ кесаря заставлял Олафа скрипеть зубами - мысленно, разумеется. Чем сильнее были рвущие душу чувства, тем сильнее Олаф старался их не показывать. Адмирал сам не помнил, кто в далекой лейтенантской юности первым назвал его Ледяным, но он был прав. Ледяная броня не раз его спасала, спасет и сейчас.
- Мне уже восемь лет! – заспорила было Марта, взглянула в непреклонное лицо отца, надулась – но смирилась – Тогда я пойду… Валя собирать.
«Удружила ты мне с кличкой, ничего не скажешь» - что понималось под «собирать кота в дорогу», Олаф в толк взять не мог, дети… такие дети – «Пусть лучше думает о котенке, чем о расставании с домом».
- Беги… птенчик.
Птенчиком он Марту называл в приступах совсем уж неприличной для сурового адмирала нежности. А Марта отлично знала, что в таких случаях ей совершенно точно не грозят воспитательные беседы – и, радостно подпрыгнув (ох, действительно, УЖЕ восемь лет!), соскочила с колен отца и побежала к себе. Только косы взметнулись!
От вертящейся юлой Марты всегда словно солнечные лучи во все стороны брызгали, вдребезги разбивая знаменитую ледяную корку.
«Что бы я без тебя делал, чудушко алатское…» - навалившиеся проблемы никуда не делись, и перевод на Северный флот, и «преемник» фок Бермессер остались, где были, но от чего-то теплого и пушистого, поселившегося в дальнем уголке души, становилось чуть-чуть легче.