[listic]

Мои исполнения с кэртианского феста, Круг Волн.

Заявка: Кальдмеер | Вальдес. «Вы не сможете жить без моря, адмирал цур зее.»

Здесь море почти такое же, как дома… те же лохматые сизые валы, размеренно бросающиеся на берег, те же встрепанные серые облака, ещё не стянувшиеся в сплошную осеннюю пелену – между ними то и дело проглядывает пронзительная синева. Та же обкатанная за века галька под ногами, вперемешку с крупным серо-бурым песком.
Тем страшнее, тем больнее осознание, что это море – чужое. Чужое море, чужая крепость, чужие корабли под вражескими флагами. Впрочем, море теперь чужое даже на родине. Корабли под синими флагами поведу другие…
И кажется порой, что зря Руппи все это затеял, и умереть тогда было бы лучше, чем сейчас загибаться от безнадежной тоски. Не разглядели бы её, эту тоску, другие…
- Э-эй, Олаф, вам не кажется, что стоять и мерзнуть – это немного не та прогулка, на которой врачи настаивают?
Бывший адмирал, а ныне беглый преступник, трудно вздохнул и развернулся к улыбающемуся… другу, врагу, Леворукий его разберет, этого Бешеного. Привязался же так, что достанет и в Закате, хотя, куда дальше – без моря вся жизнь в него превратится, сколько бы её ни осталось. Правду говорят, что Ротгер Вальдес будет смеяться и в Закате. В личном Закате Олафа Кальдмеера только он и весел.
Однако Бешеный тут же опровергает ходящее по Хексбергу утверждение, становясь удивительно серьезным.
- А ещё, мой любезный военнопленный гость, врать нехорошо…
- Простите?.. – Олаф в самом деле не понимает, куда Вальдеса на этот раз занесло.
- Вы как-то признались своему адъютанту, что рады остаться в живых. Так вот, врать – нехорошо! Я за вами все это время наблюдал и видел… много чего видел, но радости среди этого «чего-то» не было.
На такое оставалось лишь пожать плечами и повернуться к морю. Олаф не лгал тогда, нет… умирать ТАК ему совершено не хотелось, умирать надо в бою, на худой конец – в своей постели, а не в петле по ложному обвинению. И радость была… первые минуты, когда он оказался в относительной безопасности и безопасность эту осознал. Только потом безнадежность, бесприютность и неприкаянность убили все остальные чувства.
Когда они шли в Седые Земли, было ещё ничего… здесь, в Хексберг, стало гораздо хуже. Каждый день в доме Вальдеса, каждый взгляд на бухту, каждый порыв ветра вгонял в сердце новую болезненную иголку.
- А все-таки, вы не сможете жить без моря, адмирал цур зее…
- Бывший, - устало поправляет Олаф.
Спорить с очевидным он даже не пытается.
- Бывший?! – Вальдес рвано смеется, словно кашляет – Как бы не так! Такие, как вы, бывшими не бывают, вы там... слишком на своем месте, - подходит так близко, что игнорировать его и отворачиваться уже нельзя, смотрит в упор черными глазищами, в которых синие искры пляшут, и ни на закат, ни на что другое списать их уже не получается – Так какого демона, Олаф, ты сам себя убиваешь?! Какого … запираешь себя на берегу?!
- Я… - на брудершафт они так и не выпили, но напоминать об этом Бешеному почему-то не тянуло.
- К дьяволу! Не позволяй одному поражению зачеркнуть все победы, не позволяй себя доломать! Нечего тебе на берегу сидеть, нечего… - поперхнулся, помолчал и уже спокойнее продолжил – Олаф, если прикуёшь себя к берегу, однажды поймешь, что отдашь все на свете, лишь бы ещё раз выйти – туда, - Ротгер мотнул головой в сторону морского горизонта – И лучше себя до такого не доводить.
- Поразительная забота о бывшем и будущем враге.
- А может, я извращенец! – просиял улыбкой – Может, мне без достойного противника в море скучно!
- Ну-ну…
- Пойдем…те, что ли, хватит мерзнуть.
- Пойдем, - Олаф устало качает головой – Пара словесных оплеух в твоем случае прекрасно заменяет совместную попойку…
- О! Вот это правильно, - Ротгер подхватывает Кальдмеера под локоть, разворачивает и почти тащит в сторону города – Успокоим Руперта, родич кесаря уже не знает, на какую стенку ему залезть, даже девочки обижаются…

…Руперт на стенки если и лез, то в переносном смысле – потому что честно мерз на том же берегу, слоняясь между прибрежных камней чуть в отдалении. При виде возвращающихся адмиралов парнишка встрепенулся, вскинулся, глядя на них с тревогой, ожиданием и немым, горестным вопросом.
Наверное, это стоило сделать сразу. Если не в Эйнрехте, то на «Хитром Селезне», который сейчас весело бежал в сторону Фельпа. Хоть раз в жизни сделать то, что хотелось, вместо того, чтобы обдавать привычным холодом! Но…
...Но, может, ещё не поздно. Олаф схватил оторопевшего Руппи за плечи, обнимая, одной рукой ероша волосы на затылке, и сказал всего два слова.
- Спасибо, сынок.


Заявка: Олаф Кальдмеер | кэцхен, "Тебя разве не учили смеяться, человек?"

Ветер и звезды, ветер и звезды, звездная мгла…
Звезды – за окнами, ветер – раздувает занавески, и она, она сидит на подоконнике. Ножки поджаты, головка чуть склонена к плечу, вьются темные волосы, глаза сияют любопытством и чуть подрагивают чаячьи крылья за плечами. Кэцхен, кэцхен, зачем ты пришла? Загляни в другую комнату, тебе там будут рады…
- Тебя не учили смеяться, человек?
Сумасшедшие морские шквалы, призраки-свидетели, эхо угаснувших и потерянных чувств... вот, значит, какая ты на самом деле, крылатая душа Хексберг. Одна из… скольки? Сколько вас? Вальдес, наверное, знает, остальные и не считали.
- У меня нет повода для веселья, - сухо отвечает Олаф, но смотреть на крылатое чудо продолжает.
Трудно на них не смотреть.
- Разве нет? Ты – жив! Они – живы… радуйся, моряк, радуйся!
- Другие мертвы…
- Память – это камень…
- Память – это жизнь… - слабая попытка возразить.
- Это смерть!
Крылатая соскакивает с подоконника, танцующим шагом оказывается рядом. Смеется, толкает ладошками – как порыв ветра ударом в грудь - и встряхивает головой.
- Зачем ты пришла ко мне?
- Это весело… лед тает, вода – течет, с текучей водой можно танцевать… Это очень-очень весело, когда приходит весна. Много танца, много света… Ты пустишь к себе весну? Станцуй со мной!
Станцевать? Забыть её о нечеловеческих голубых глазах, забыть о крыльях – она ведь просто женщина, прекрасная и желанная… да, именно желанная… Ах, моряки так суеверны, что считать их эсператистами можно с большой натяжкой! И все их сказки твердят, что нет ничего страшнее, чем обидеть крылатую морскую ведьму.
Ветер и звезды, ветер и звезды, звездная мгла…
Танцуй, моряк, танцуй!

- Мой дорогой родич кесаря… Руперт, ну что вы так дергаетесь?! – Бешеный с размаху падает в кресло, умудрившись в процессе вручить Руппи наполненный какой-то-там «Кровью» бокал – Я сегодня лишился привычного общества, так составьте же мне компанию.
Руперт, знающий, в чьей компании обычно коротает вечера Вальдес (и сам частенько с ними засиживающийся до полуночи), с трудом подавил порыв вскочить и бежать на помощь.
- Что-то с…
- Да все с ним в порядке. У вашего адмирала, видите ли, дама… - полюбовался на ошарашенного Руппи, и, сделав большие глаза, пояснил – Прекрасно вам известная.
Единственной "прекрасно известной" Руперту дамой в Хексберг, которая была способна отвлечь Ледяного от вечерних посиделок, была горная ведьма. Вальдес это знал.
- Но как же…
- А вот так вот. Девочкам после моего незабвенного дядюшки, видимо, понравилось… размораживать излишне серьезных личностей.


Заявка: АУ, выжившая Айрис. Кто, как и зачем хочет на ней жениться, чтобы получить Надор. хэппи-энд!

…А у регента было неожиданно тепло и уютно. Никто не спешил осуждать и обсуждать беглую герцогиню, напротив, её окружили трепетным вниманием. Ах, герцог Эпинэ рассказал о вашем участии в свержении власти узурпатора (участие! ха! Если бы она успела поучаствовать…). Ах, любимая фрейлина Её Величества не будет ни в чем нуждаться (любимая фрейлина Её Величества должна была остаться там, с ней, и помочь! Не осталась, не помогла...). Ах, ваше отношение к вашему брату стало легендой (мало ещё получил, ызаржонок! Ничего, найдется – получит…).
Но это все казалось лишь тенью, смутной и неясной тенью прежней жизни. То, что раньше горело и билось, теперь лишь еле тлело в глубине души.

Луиза с тревогой наблюдала за своей вновь обретенной подопечной. Когда пару недель назад ей сообщили, что Айрис Окделл жива, относительно здорова и скоро будет здесь, она не поверила. Когда Айрис, окончательно исхудавшая и взъерошенная, возникла на пороге, не выдержала и разрыдалась. Айрис, впрочем, не отстала и самозабвенно ревела у неё на плече.
Казалось, что теперь-то все будет хорошо. Ожила притихшая Селина, ушла часть тяжести с души. А к ним с визитами стали захаживать офицеры с выражением сочувствия и восхищения. Айрис молчала, смотрела в упор тревожными глазами и только иногда, как прежде, по-жеребячьи дергала головой. Раньше бы она или открыто отшила кавалеров, или, наоборот, так же открыто… хм, выразила им одобрение, теперь же визитеры уходили в смущении. Луиза их понимала – тяжело общаться с девушкой, которая смотрит сквозь тебя в какие-то дали, и отвечает либо резко, либо… странно.
Чаще всего Айрис, кутаясь в теплый плащ, стояла на стенах замка и смотрела, смотрела, смотрела в сторону гор… Чем ей помочь, как оживить? Луиза не раз проклинала прямодушие и наивность Айрис, а сейчас сделала бы все, чтобы вернуть прежнюю бесшабашную девчонку.

…А там камни сердито ворчат, жалуясь на раздирающие их корни, и звезды осыпаются в горные снега. А там реки поют о прошедшем и ворочаются в глубине мертвых земель Надора разбуженные древние силы. А там – играет с соснами всегда беспечный ветер…
Ей кажется, что и теплый дом, и безупречно вежливые люди, и милые, родные Луиза с Селиной – лишь сон. Что сейчас она проснется на лохматой спине литтена – кто сказал, что он нечисть бесплотная?! Он настоящий, он теплый, он надежный… И они снова отправятся в путь через погибающий Надор – к живым горам. Через горы – в Придду. Из Придды - дальше, дальше...
Как было бы хорошо остаться с ним и вечно странствовать, слушая голоса камня и песни вод, глядя на пляски ветров и молний. Но людям не дано стать астэрами… Люди должны жить среди людей.

- Простите, я вам не помешал?
Чужой голос заставил Айрис очнуться от вполне потустороннего свойства мыслей. Люди должны жить среди людей… а торчащего рядом паренька игнорировать невежливо.
Паренёк был совсем молодой и ужасно серьезный. Ровесник Рчарда, вряд ли старше. Его можно было назвать даже симпатичным… не смотря на рыжие волосы. Рыжий! В зелено-розовом! Манрик!! Меланхоличную задумчивость как рукой сняло. Прежние приветы из прошлого заставляли сжимать зубы, чтобы не разрыдаться самым позорным образом, но этот «привет» разбудил совсем другую память.
- Что вам нужно?
Юный Манрик под яростным взглядом серых глаз даже попятился. Не ожидал, наверное, что несчастная и горюющая надорская герцогиня так на него вызверится.
- Я… просто хотел… - да уж, ни самообладания, ни наглости, ни сообразительности старших родичей у него не было. Пока ещё не было? – Нас держат здесь из-за… из-за моего деда, и я решил…
- Что я буду вам сочувствовать и ахать над вашими бедами? – перебила Айрис. Луиза опять будет ругаться, что её поведение недостойно герцогини, но когда это Айрис в запале останавливали подобные соображения – Не дождетесь! Сначала докажите… докажите, что вы не такой, как этот… этот… а потом уже приходите! Герцог Придд доказал, а вы только сидите и ещё хотите, чтобы… оставьте меня! Немедленно!
- Вам плохо? – всполошился рыжик, имени которого Айрис не помнила, да и помнить не хотела.
- Оставьте меня!.. – повторила девушка, теребя ворот.
Бедняга торопливо поклонился, что-то промямлил и исчез. Айрис не заметила, сосредоточившись на том, чтобы справится с приступом. Во время путешествия с литтеном астма уснула, ушла куда-то, вместе со всем, что называлось «реальный мир». Айрис вернулась к людям – вернулась и болезнь.
Проклятые Манрики!..

Странный, прекрасный, волшебный мир, показанный литтеном, уходит в прошлое. Медленно, неизбежно, и только во сне слышна песня камней. Они жалеют свою дочь и поют ей колыбельные, рассказывают, что пройдет и это – а потом всё будет хорошо. Всё всегда бывает хорошо…
Айрис не верит.

- Вам перестали надоедать Манрики?
- Мне благодарить за это вас? – Айрис пытается кротко опустить глаза перед старшим Савиньяком.
Лионель улыбается. Любезно, но... холодно.
- Да, я напомнил им о… их положении, - целует руку, снова улыбается, жестом приглашает на прогулку – Могу я говорить с вами прямо и открыто?
- Можете, - мрачно разрешает девушка.
- Айрис, Манрики преследовали вас не просто так. Война закончится совсем скоро, и перед нами – и перед вами – встанет вопрос Надора…
Лионель вежливо, просто и доходчиво рассказывает о законах, по которым незамужняя женщина не может наследовать, об отсутствии ближайших родичей и недоверии к дальним, о… о многом другом. Айрис слушает, молчит и мужественно сдерживает порыв рассказать все, что думает о браке по расчету. Ах, граф Савиньяк, вы так вежливы и деликатны, что не говорите прямо о пропавшем без вести герцоге Алва!
- Я надеюсь, ВЫ не станете предлагать мне... руку и сердце?!
- Если бы я о таком задумался, - сухо ответил Савиньяк – Я бы постарался свести вас с Арно.
Обиделся, да?!
- Просите… но я… я лучше уйду в монастырь, чем выйду замуж… так!
- Айрис! Айрис, успокойтесь… обопритесь о мою руку… Леворукий, если бы я знал, что вы так встревожитесь…

- Боюсь, они теперь так и не оставят меня в покое, - она хотела сказать это со спокойно грустью, но в голосе прорезалась привычная безнадежность – Одним нужнее Надор… другие жалеют… третьи… Валентин, что мне делать?!
- Боюсь, при такой настойчивости женихов монастырь представляется единственным спокойным местом, где вас никто не потревожит. Но я бы не рекомендовал вам этот выход. За исключением монастырей олларианских, где возможно возвращение к мирской жизни.
- Смеетесь…
- Отнюдь.
Забавно, но единственным человеком, с которым Айрис могла поговорить спокойно, оказался Валентин Придд. Конечно, ещё Селина, но не вываливать же на подругу свои беды! Ей и так невесело…
А кто считает, что мороженый Спрут не может быть другом – то просто не дал себе труда приглядеться к Валентину!
- Я мог бы предложить вам свою руку, но, боюсь, дружбы, искреннего расположения и уважения вам недостаточно.
- Валентин?!
- Я серьезен, Айрис. Я буду счастлив, если вы встретите человека, который полюбит вас и сможет разбудить вашу душу, но, если станет совершенно невыносимо, можете всегда на меня рассчитывать. Дружба и уважение – это не так уж мало.
- Боюсь… мне – мало. Но спасибо вам, за выход…

Ах, если бы была возможность вернуть его, позвать – и уехать на косматой спине обратно, к вечным камням и дремлющему на вершинах гор солнцу! Уйти от этой мелочной возни, от дел, что другие считают важными, от политики и интриг…
Но женщины не владеют силой. Женщины не могу быть Повелителями стихий. Женщина не может призвать астэр…

- Добрый день, сударыня.
Айрис с досадой взглянула на очередного доброжелателя. После того, как Лионель Савиньяк шуганул Манриков, никто не мешал ей мечтать на стене, и тут принесло! Очередной жених? Только акцент какой-то… незнакомый акцент.
- Могу я узнать ваше имя? – Айрис удивленно сморгнула, и молодой незнакомец пояснил – Понимаете, я тут часто стою, только с другой стороны двора… в той стороне – море. А вы смотрите на горы. Вот я и подумал, сколько же можно стоять спиной друг к другу?
- Д-да… конечно… Я – Айрис Окделл.
- Руперт фок Фельсенбург, к вашим услугам.
О Фельсенбургах Айрис слышала. Быть в свите королевы и не знать ничего о ближайших соседях – это надо быть госпожой Одеттой!
- А что вы тут делаете? – изумленно выпалила она и тут же смутилась – Простите…
- Ничего страшного, - весело хмыкнул в ответ – Гощу я тут. Вице-адмирал Вальдес, знаете, умеет… в гости приглашать!
- Но Вальдес же в Хексберг!
- А нас сюда регент потребовал, - парень погрустнел, поморщился и с непередаваемым отвращением добавил – Политика…
- Политика – это ужас, - авторитетно согласилась Айрис – Как я иногда жалею, что не сестра Селины! Хотя, тогда бы… - осеклась, сообразив, что молодому дриксенцу вряд ли интересны её душевные терзания.
- Я вас понимаю, - Фельсенбург грустно улыбнулся – Я тоже иногда жалею, что… не сын своего адмирала. Хотя, тогда бы… - переглянулись и оба прыснули смехом, после чего Руперт продолжил – Будь я его сыном, мне было бы гораздо трудней его спасти.
- От Вальдеса?
- Если бы! От мерзавца одного…

Луиза уговаривала себе не беспокоиться. Что может случиться с гостьей Рудольфа Ноймаринена в замке этого самого Ноймаринена? Айрис была такая странная, что Луиза взяла грех на душу и попросила Эрвина присмотреть за юной герцогиней. Потихоньку, незаметно: сами понимаете, тяжелый стресс, гибель всей семьи буквально на глазах, путешествие через половину Надора в гордом одиночестве… да, конечно, литтен, но ведь об этом лучше никому постороннему не рассказывать, вы же понимаете?
Эрвин понимал и обещал присмотреть. Значит, с Айрис ничего не может случиться.
Но где она тогда?!
Нашлась пропажа после ужина. Влетела в отведенные им комнаты – оживленная, сияющая, с улыбкой, словно в самые лучшие времена в Олларии.
- Айрис, где вы были?!
- Ой… - девушка прижала ладони к щекам, по-настоящему смутившись – Простите, я забыла! Я должна была предупредить! Я неблагодарная девчонка, я знаю, но… Но мы с Руппи так заговорились, а потом он меня на ужин к ним пригласил, обещал своему адмиралу представить…
- Стоп! Айрис! – теперь уже Луизе было впору хвататься за голову – Кто такой Руппи и где вы в такой дали от моря какого-то адмирала нашли?!
Кем бы загадочный Руппи ни был, Луиза заранее простила ему все, за то, что её подопечная вернулась к жизни. Это была именно та Айрис, которая сбежала из родного дома в столицу, именно та, которая любила и ненавидела всей душой, та, что налетала на Манриков и отвешивала пощечины братцу. С ней, такой, немало проблем, но уж лучше проблемы, чем бледная тень, глядящая в запредельные дали!
- Руппи это Руперт. Фельсенбург, - Айрис подобрала юбку, устраиваясь на диванчике поудобнее – Их Вальдес в Хексберг завернул, когда они от своего… Фридриха убегали! Ой, я думала, наш ТаРакан – один такой мерзавец, но этот ничем не лучше! А Руппи такой хороший, я раньше считала, что дриксенцы – это вроде бергеров. Только чужих. Но он веселый, смелый…
- Красивый, - продолжила Луиза.
Фельсенбурга она успела разглядеть. Дриксенский мальчишка ей, скорее, понравился, но близко сойтись как-то не случилось. Для Айрис он, значит, уже просто Руппи… мило.
- И красивый тоже, - Айрис беспечно махнула рукой – А ещё он очень честный… И Руппи меня правда с адмиралом Кальдмеером познакомил, он тоже хороший, на Робера похож.
Вот это вывод! И вот, значит, какого адмирала и где она нашла. Хорошо, что Луиза ничего в руках не держала, так и уронить недолго. Интересно, чем это высокий, худой дриксенский моряк в возрасте похож на красавца-Эпинэ? Разве что умученностью и стремлением взвалить на себя ответственность за все, что можно, и особенно за что нельзя. Если Айрис именно это разглядела…
Луиза взглянула на свою подопечную с новым интересом.
- А самое главное, - продолжала девочка – Что ему ничего от меня не надо! Представляете, ничего… Просто интересно разговаривать!

С этого дня претендентам на руку, сердце и осиротевший Надор стало сложно подобраться к герцогине Окделл – её защищал бескорыстный Руперт. Смеялся и говорил, что портит Талигу всю внутреннюю политику. Айрис фыркала в ответ и говорила, что эту политику родной стране с удовольствием подпортит.
Если к Валентину можно было прийти со всем тяжелым и грустным, что давило на душу, то Руперт… Руппи можно было рассказать обо всем. О тяжелом и смешном. О грустном и радостном. О страшном и непонятном…
И они говорили, гуляя по стенам и внутренним дворам замка Ноймариненов. Она рассказывала про Олларию до и во время Ракана, Руперт – про Эйнрехт до и во время Фридриха. Она плакала по погибшему Надору, рассказывая, что там невозможно было жить, но это был дом, её дом. Руппи вспоминал Фельсенбург и тихо отвечал, что, пожалуй, честная «могила» лучше розовой пещерки, по крайней мере, никто не спросит, почему ты бежишь оттуда без оглядки. Он говорил о своем адмирале, Айрис рассказывала про Робера Эпинэ.
Однажды Руперт обмолвился о ведьмах Хексберг, смутился и попытался замять тему. Айрис в ответ впервые рассказала подробно о своем путешествии с литтеном. Раньше она пересказывала только факты – что астэр вытащил её из-под обвала, что отнес на своей спине к людям и буквально сдал со спины на руки Валентину Придду. Руперт узнал не только ЧТО, но и КАК было. И в ответ поведал о звездных танцах и ветреной любви эвротов…
Только об одном они не говорили никогда. О Рокэ Алве.

Наверное, они были счастливы. Светло, тихо и безоглядно – в понимании и гармонии, рука об руку бродя по замку и глядя со стен замка в шальное весеннее небо.
Были, пока не вмешалась политика.
- Вот, - Руперт виновато показал письмо, исписанное убористым почерком – Бабушка… Они там окончательно с ума сошли! Айри, какой из меня кесарь?!
- Не знаю, - растерянно – Я с этой стороны о тебе не думала.
- А я сам о себе не думал! – взъелся на отсутствующую родственницу парень – Фридрих – идиот, но при чем тут я! Пусть бы… дядю моего, он этого хотел! И Бруно меня одобряет, ему-то я чем угодил?
- Письмом, тем самым, - Айрис невольно хихикнула.
Руппи взглянул обиженно и свернул бабушкино послание в трубочку.
- Придется ехать, - безнадежно вздохнул, подводя итог – А я так хотел…
- Что ты хотел? – поторопила Айрис запнувшегося кандидата в кесари.
- Ничего, - торопливо открестился Руппи и вдруг выпалил – Ты не хочешь поехать со мной?!
- Куда?!
- Со мной. В Дриксен. Если ты так не хочешь наследовать Надор, и замуж по расчету не хочешь, и в столицу ко двору возвращаться… поехали со мной. Я тоже герцог, в конце концов, и я достаточно богат, чтобы не думать ни о наследстве, ни о приданом! А Дриксен этот ваш Надор не нужен…
- Руппи…
- Айри! Ну, или… герцогиня Окделл, я прошу вашей руки! Так же правильно?
- Дурачок ты, Руппи.
К счастью, Руппи, в отличие от умной Айрис, целоваться умел. Иначе первый опыт получился бы бестолковым и обидным.

А скалы, все же, мудры и не зря пели сестре Повелителя о жизни и любви.

* * *

- Жива?!
- Жива.
- И уехала…
- В Дриксен, - спокойно подтвердил Лионель – Радуйся, что ты успел жениться до коронации, иначе… бедная девочка, пришлось бы продолжать вашу игру с помолвкой уже всерьез. Впрочем, короны наша строптивая Айрис не избежала.
- Бедные дети, - посочувствовал дриксенской королевской чете его талигойское величество Робер Первый Эпинэ.
- Да, затаскивать на трон брыкающихся герцогов становится традицией нового Круга…
На столе деловито шуршал бумагами Клемент Второй. В окна королевского кабинета светило солнце. В королевских покоях лично, прогнав нянек и кормилиц, баюкала новорожденного сына Марианна. На севере мрачный, окончательно поседевший Леопольд Манрик думал, как вытащить из экономической ямы Надор. В Эйнрехте бывшая герцогиня Надорская, ныне жена его величества Руперта, утешала мужа и нагоняла ужас на подданых.
И, в общем-то, жизнь, не смотря на короны, была прекрасна.


Заявка: Мэллит/Вальдес "И сплетаются нити дорог в ожерелье бессонных ночей, лишь затем, чтобы мне однажды уснуть на твоем плече"
Попытка сонгфика на песню, из которой заявленная цитата. Флер, "Мост над туманным заливом"

Оллария, 1 год Круга Ветра

Снится морю гроза, мягким травам роса.
Снятся вольному ветру крылья и паруса.
И лишь мне не уснуть, я сегодня в плену
Горько-сладких воспоминаний, вернувших мне эту весну.

Серебристые буки не затронули бури, пронесшиеся над столицей Талига. Недобрые, пришедшие сюда, разорили лишь храм, им не было дела до деревьев и цветов. Старый Парк мог вынести четырежды четыре беды и остаться собой. Ах, если бы люди могли стать подобны его могучим деревьям!
Мэллит брела сквозь капель, солнце и перечеркнувшие запущенную дорожку тени.
Блистательный Робер обвенчался в великом храме с женщиной, подобной цветущей розе. Мэллит слышала насмешливые и злые слова, сказанные в спину названной Марианной, но сказавшим застилали глаза злоба и зависть. Не было корысти в словах и клятвах прекрасной. Счастлив тот, на кого обращены подобные взгляды. И названный Робером будет счастлив…
…А названный Луиджи счастлив не будет. Фельпский гость уехал в свой далекий город, увозя в сердце двойную тоску и память о звездных танцах. Уехал, чтобы жениться на чужой принцессе. Не дано было ничтожной зажечь в его душе огонь, сметающий все преграды.
Её называют спасительницей города и ещё одной святой, но разве разбитое сердце можно склеить славой и похвалой?!
- Вот куда ты забралась! Ну что ж, бельчонку в парке самое место…
На щеку тревожно вскинувшей голову Мэллит упала капелька. Она не заметила, как вышла на пересечение дорожек, а там её поджидал названный Ротгером. Тот, кто слышит песни ветра, тот, кого хранят радующиеся, тот, кого не приковать к своей руке свадебным браслетом.
- Плачешь? Обидел кто? – из черных глаз исчезает смех, у губ появляется жесткая складочка.
Назови Мэллит имя, и носящему его не поможет ни одна молитва. Но те, чьи имена она может назвать, уже неподвластны земному суду.
- Нич… не стоит беспокоится, - она до сих пор в задумчивости или растерянности сбивается на гоганскую речь – Это не слезы, это всего лишь капель…
Словно в подтверждение, очередной порыв ветра сбрасывает гроздь брызг на рукав моряка. Блистательный смотрит на темные отметины по ткани, приподняв брови – и снова улыбается. Его улыбка – песня, в его глазах – свет…
- Тогда не стоит гулять по такому мокрому парку, - рука Мэллит оказывается в его руке, её ведут по дорожке. Но этой веселой и легкой силе не хочется сопротивляться – Растаявший снег – не морская соль, в нем мокнуть скучно.
- Блист… господин Вальдес не скажет... мне, почему вы так меня называете? – в речи смешавшейся Мэллит перепутались все слова и обращения. Неудивительно, что Ротгер переспросил:
- Как?
- Бельчонком…
- Ну, это же совсем просто! Рыженькая, маленькая, пугливая. Пушистая. Бельчонок и есть, - он неожиданно останавливается, приобнимая Мэллит за плечи, и показывает рукой куда-то вверх, на дерево – Вон, как тот!
На ветке бука, и правда, сидел рыжий зверек. Сидел, смотрел на людей доверчиво и бесстрашно, но вниз не спускался.
- Знал бы, что они сюда вернулись, захватил бы орехов. Их раньше с рук кормили…
Мэллит старательно смотрела на белку. Очень старательно – чтобы саму себя не чувствовать маленьким зверьком, замершим под сильной и доброй рукой.

- Слушай, твое величество, а личный вопрос можно?..
- Можно, если ты по-прежнему будешь называть меня по имени.
- Король с аллергией на титул? – восхитился Вальдес – Мне это нравится!
Король с аллергией на титул, женившийся на куртизанке, вице-адмирал, сидящий на столе в королевском кабинете (болтая ногами, при этом) – мир определенно сошел с ума. Робер до сих пор плохо представлял, как в этом сбесившемся мире жить, но жить было надо. Жаль, что Ротгер уезжает обратно, в свой Хексберг, в компании с ним в Олларии было не так тоскливо. Впрочем, тосковать и скучать его величеству Роберу I Эпинэ в ближайшее время будет некогда. И все же жаль… второго такого попробуй найди. Вспомнить хотя бы, как они спасли все-таки город – и как после Ротгер Робера увел от Карваля, Левия, Арлетты, с глазу на глаз отпаивать кэналлийским. После той пьянки - то ли праздника, то ли поминок - они на «ты» и перешли.
- Значит, вопрос… Робер, твоя гоганни хоть когда-нибудь смеется?
- Мэллит?!
- Мэллит, Мэллит, кто ещё. Как она улыбается, я видел, но она же не смеется, никогда! Это простительно пленному адмиралу, но не молоденькой девушке…
Вот так вопрос. К чести Робера, закаленного политикой, с изумлением он справился быстро и ответ вспомнил.
- Она в Сакаци любила качели…
- Качели, значит, - Вальдес любовно протер изумруд в перстне – Запомним!

Хексберг, 1 год круга Ветра

Километры некошеных трав,
Разгорается пламя костра,
Наполняются мёдом соты, льётся вино через край.
И вплетаются нити дорог
В ожерелье бессонных ночей –
Лишь затем, чтобы мне однажды уснуть на твоём плече.

Ворвавшийся в гостиную Ротгер оборвал на полуслове очередные рассуждения Юлианны о режиме дня, новых тканях и потенциальных женихах. Мэллит, покорно слушавшая эту лекцию, робко улыбнулась – получив в ответ улыбку вице-адмирала, да такую, что и нахмурившаяся было тетушка оттаяла.
- Моя драгоценная тетушка, я вынужден похитить вашу милую собеседницу!
- Ротгер, что ещё ты придумал? – Юлиана пытается осуждать, но у самой уголки губ подрагивают.
- Сюрприз, - племянник делает большие глаза.
Мэллит, решившись, встает и подает руку. Её подхватывает и несет куда-то в звездную круговерть – она сейчас готова бежать за Вальдесом куда угодно, доверяя и зная, что впереди будет только радость. Потом это чувство пройдет, но это будет нескоро!
Ведут её недалеко. В маленький сад, под ясень – теперь с одной вершиной, скол на месте второй потемнел и высох – туда, где на ранее пустом месте стоит… стоят…
- Вот! – гордо демонстрирует Ротгер свою задумку – Не знаю, похожи ли эти качели на алатские, но… Мэллит, тебе не нравится?
Мэллит не могла сказать, нравится ли ей. Это были совсем другие качели – не длинная доска, на которой можно встать двоим, а небольшое сиденье для одного человека. Но это были качели!
…Ветер обнимает, когда летишь вверх. Тело кажется совсем-совсем невесомым, когда доска несется вниз. Вверх-вниз, вверх-вниз… Робер стоит рядом, грустно глядя вдаль, где за горами осталась его родная Эпинэ. Великолепная Матильда перешучивается с доезжачими где-то в соседнем дворе. Альдо и Дикон катаются по горам – она ещё верит, что любит и любима, Дик ещё страдает, предав эра! А Удо Борн только собирается на осеннюю охоту…
Как давно. Как светло. Как беспечно! И все живы, и она – счастлива… была…
- Мне… очень нравится, - сквозь память улыбается Мэллит – И я... очень вам благодарна. Вы поможете мне?
Кажется, в этот раз ей удалось все сказать правильно.
- Конечно! Прошу…
Вверх-вниз, вверх-вниз… пляшет перед глазами ясень с едва начавшей распускаться листвой, пляшет колдовская гора, кружится светлое северное небо, играет ветер. Ветер и полет, полет и радость… радость?! Черноволосый, темноглазый мужчина рядом – не грустит, а смеется. Смейся и ты! Позади зима, позади горечь, ошибки и потери, впереди лишь весна и свет.
Ветер и звезды, солнце и песня, радость грядущей весны…

Шорох смятых страниц,
Океан без границ,
Твоё сердце внутри, чувствую каждый удар.
Тихий шёпот и крик,
Интонации ритм -
Я хочу, чтоб так было всегда.

- Ротгер, твоя беспечность переходит всякие границы!
- Да неужели, тетушка?! – в черных, южных глазищах такие безмятежность и искреннее недоумение, которые способны обмануть лишь плохо знакомых с Ротгером Вальдесом людей.
- Да-да, беспечность и безответственность, переходящие в жестокость! – Юлианна была твердо намерена довести дело до конца – Подумай о бедной девочке, а не только о своих желаниях, она с каждым днем влюбляется в тебя все больше, а ты! Зная твое отношение к женитьбе, ты и не подумаешь предложить ей браслет. А ей столько раз разбивали сердце!
- Тетушка, послушайте…
- И слушать ничего не желаю. При первой возможности мы уедем к Курту, там достаточно достойных молодых людей, у которых не… не свистит ветер в голове! Я обязана о ней позаботиться!
«Карьярра!» - взбешенный до крайности Вальдес вылетел из дома. На гору, к девочкам, к вольным ветрам – они-то не будут читать ему нотаций!
Кошка-судьба в лице кесарии Дриксен уже отобрала у него друга… Конечно, теперь, после заключения мира, можно писать письма. Чем Олаф и занимается с истинно варитской пунктуальностью, и он, Ротгер, даже ему отвечает. Дожили – Бешеный и письма…
А теперь та же судьба в лице тетушки хочет отобрать у него женщину! Да никогда… Вальдес отпускал или уходил сам, но не мог смириться, что у него что-то отбирают. Тем более, того… ту, к которой он успел привязаться…
«Эй, девочки-подружки, хоть вы посоветуйте, что ли…»
Эвро просияла ему навстречу золотистыми глазами и тут же смутилась, опустив рыжую головку. Вот тебе и ответ, вице-адмирал Талига…

Время остановилось
Между сказкой и былью.
Я стою на холодных плитах, покрытых звёздною пылью.
Мост над туманным заливом,
Чувство до боли знакомо,
Закрываю глаза и снова падаю в невесомость…

Правнуки Кабиоховы по-другому поют и иначе говорят о любви, их слова свивают пестрый узор, а не ложатся холодной чеканкой строк. Но Мэллит нравились стихи и песни, которые она услышала за стенами родного дома. Здесь же, в Хексберг, стихи оказались тем единственным, что уводило душу от края бездны, отдаляло память и боль.
Сегодня она пряталась в библиотеке не от прошлого, а от будущего, которое вновь сулило ей дорогу.
Как бы хотела Мэллит остаться здесь. Навсегда! Но хозяин, приманивший на орехи бельчонка, не пожелает закрыть на ключ дверцу…
- Мэллит? Я не помешаю?
- Вы... не можете мне помешать… - шепчет она в ответ, кляня себя за то, что не осмеливается поднять глаза.
Им так мало осталось быть вместе! Посмотри же в лицо своей несбывшейся мечте… ещё одной несбывшейся мечте…
- Мэллит, - и замолчал, глядя куда-то в окно – моя бесценная тетушка хочет тебя увезти. Я не хочу, чтобы ты уезжала… но решать, в конце концов, только тебе.
- Мне?
И ответом ложится на разворот книги золотой браслет кэналлийского плетения.
- Если захочешь, оставайся. Навсегда…

Холодам вопреки
Оживают ростки,
Прибывает луна.
И плывут мечты сквозь года,
Сквозь морские приливы,
Сквозь апрельские ливни…
Я хочу, чтоб так было всегда.